Скверная жизнь дракона

Твёрдой рукой я взял зелье лечения и вставил его в пустое место. Аккуратно закрыв крышку и убедившись, что зазоров нет, завернул её обратно в свёрток. Теперь нужно всё спрятать и подождать два месяца, чтобы повторить процедуру.

На полу сиротливо лежали два оставшихся ящика. В одном всего лишь пустые стеклянные баночки для зелий, которые будут использованы ближе к зиме, когда волна заболеваний прокатится по деревне. Во втором ящике, самом большом, лежат двенадцать настоянных на травах ложных зелий маны. Можно было бы заказать и обычные, но есть риск, что душу Лины разорвёт в клочья слишком большая доза.

За окном стемнело. Решив оставить всё оставшееся на завтра, я лёг в кровать и тут же уснул.

Глава 5

Полуденное солнце грело и сушило землю после ночного ливня. Колонной муравьёв караван ехал по грунтовой дороге, стрелой пронзавший огромный лес насквозь.

Хороший темп, взятый в начале путешествия, был полностью сбит разбухшей от влаги землёй. Потеряв полдня в попытках выехать из лагеря, разбитого на ночь, караванщики хмурились и посылали проклятья в небеса — они рассчитывали уже к завтрашнему обеду прибыть в Ольск, или, может быть, чуть позже. Но теперь были все шансы увидеть перед собой закрытые на ночь городские ворота.

Почти все разумные, что были в караване, не чувствовали сил после тяжёлой работы — утром каждый помогал вытащить телеги из месива, толкая их сзади. Либо они группами сами впрягались, заменяя лошадей.

Теперь же те, кто купил себе место в повозках — спокойно отдыхали. А кто просто прибился к каравану для защиты — тяжко передвигал ноги, медленно восполняя силы. Грязь на ботинках и штанах разумных высыхала, и с каждым шагом замысловатой мозаикой отваливалась по кусочку. Я постучал ботинком об борт телеги, пытаясь стряхнуть последние.

— Всё же не надо было вам двоим толкать, — Парт выглядел тревожно, сидя за поводьями рядом со мной.

— Надо, иначе кто знает, сколько бы мы ещё страдали с ними в том поле.

— А если что случится? Ты и дворф — вот и вся охрана.

— И охраняем, как договаривались.

— Охрана должна быть готовой драться, а не сгибаться от усталости!

— Ты не сочиняй тут, хорошо? Я, может быть, не орк, но сил у меня хватает. И Оглаф, заметь, не слабак. Так что не сгущай краски, а за лошадью следи. И не забывай, что у нас ещё охранники есть, — позади нас через две повозки раздался громкий смех группы молодых ребят.

— О боги, простите алчного меня! — перенервничав, караванщик чуть не выпустил из рук поводья, захотев сложить их в молитвенном жесте. — Какая, к скверне, охрана из этих благородных? Да они вчера груди мамок своих изо ртов повытаскивали и уже мнят себя непобедимыми! О боги, о великие боги, простите меня!

— Парт, ты чего?

— Сердце мне щемит! Чувствую, что накажут нас боги за мою алчность — чувствую случится что-то плохое! Накликал я на нас беду, Ликус, накликал! Все тут сгинем, все здесь помрём.

— За себя говори! — я отогнул воротник куртки, выставляя на показ отметины и пытаясь немного отвлечь караванщика. — Меня даже скверна не смогла убить.

— Что тебя вообще убить может? Да я быстрее голышом своим членом насмерть забью дракона, чем скверна тебя развратит!

— Мне кажется, или ты слишком много с Оглафом общался?

— А он здесь при чём?

— Слышать от него, что он без рук, одним только членом забьёт кого-то насмерть — это нормально. Но от тебя такое услышать я не ожидал.

— Тьфу! — караванщик немного повеселел от этого замечания. — Но всё равно неспокойно мне. Надо было подождать пару дней: вдруг ещё бы кто нашёлся?

— Пару дней? Все вояки до середины осени из города не высунуться, так что прекращай уже.

— Стойте! Стойте! — сзади кричала Сонтьяла.

— Что случилось?

— Середина встала!

— Только этого… Парт, смотри по сторонам! — быстро спрыгнув с сиденья, я стремглав помчался к центру каравана.

На обочине, рядом с маленьким мальчиком сидела мать, а его отец стоял рядом. Лицо пацанёнка было красными и его пошатывало. Женщина суетливо отряхивала его одежду от грязи, попутно что-то бормоча себе под нос. Похоже, мальчишке стало плохо и он упал, чем нешуточно напугал своих родителей. Его отец нервничал, видя, что вся колонна остановилась посреди леса.

Из конца каравана, встав на край телеги, выглядывал Оглаф и вопросительно смотрел в нашу сторону. Увидев, что я махнул ему рукой, а потом жестами показал смотреть по сторонам, кивнул и вернулся на место. После пришлось прикрикнуть на группы благородных, чтобы тоже не зевали и всматривались в лес.

— Что с ним?

— Ничего, честно, ничего!

— А ну, пусти… Да у него жар! Это с утра?

— Простите нас, мы можем идти! Пожалуйста, простите! Муж случайно остановил повозку, простите его! Вот, мы уже идём, смотрите, — с бледным лицом женщина взяла за руку сына и потащила его вперёд, но он еле волочил ноги и споткнувшись, повис на руке матери.

— Возьми его! — пришлось хорошенько потрясти женщину за плечи, чтобы хоть какие-то проблески сознания замаячили у неё в глазах. — Возьми на руки пацана и иди сядь на первую повозку. Поняла? Парт! — показалась голова караванщика. — Возьми на моё место!

Немного опешив, женщина сразу направилась к повозке с сыном на руках. Было заметно, как они дрожали от усталости.

— Так, а теперь ты, — я медленно развернулся к крестьянину, благодаря которому мы так удачно встали посреди леса.

— Я не хотел, простите.

— Заткнись! Сейчас тебя никто отчитывать не будет. Вечером да, но сейчас ты сядешь обратно за поводья и поедешь вслед за всеми. За сына не волнуйся, я осмотрю его, — мужик поспешно занял своё место. — Послушай совет: попробуй вспомнить условия, по которым ты вступил в караван, — я показал две раскрытые ладони, — и подумай на досуге о том, какой из пальцев тебе не нужен.

— Ликус! Мы готовы! — раздался голос Парта.

— Задавай темп!

— Караван пошёл! — прогорланил караванщик и тронулся с места. За ним Сонтьяла, прикрикивая эту фразу, стартовала на второй повозке, потом третья, четвёртая. Вот уже замыкающая поравнялась со мной.

— Чего там случилось? — дворф всё ещё сидел с мечом в руках, готовый по первому сигналу ринуться в бой.

— Ребёнку стало плохо, и его отец остановил лошадей. Ситуация для него, конечно, скверная. Но я ему немного намекнул, что девять пальцев и свободная жизнь лучше, чем полный комплект и рабский ошейник.

— О! Ставки будут?

— Так, стоп! — его азартная улыбка говорила мне, что подобные моменты для него не впервой. — А хотя, знаешь, давай: одна Ганза золотом на левый безымянный!

— Чего не мизинец?

— Идея есть одна.

— Идея есть у него, ха! Левый мизинец и готовь моё золото.

— Сам готовь!

Я быстро пошёл к первой повозке, попутно вкратце рассказывая караванщикам причину остановки и собирая ставки.

Мальчик дрожал, сидя с красным лицом на коленях своей матери, двумя руками обнимающей его и пытающейся убаюкать. Её глаза были на мокром месте, но она контролировала себя. Увидев меня они ещё больше увлажнились и забегали, ища место чтобы спрятаться.

Идя рядом, я прислонил ладонь сначала ко лбу мальчика, потом ко рту, пытаясь определить, как он дышит — его начинало лихорадить. Если простуда, то это одно. Но если у него какая сыпь на теле выскочила, то жди беды.

— Верхнюю одежду сними! — я пристально смотрел крестьянке в глаза — в них читалось недоразумение и не понимание. — Чего уставилась? Верх снимай! Мне пацана лечить или нет? — испугавшись, она судорожными движениями, придерживая ребёнка одной рукой, стала неуклюже вытаскивать рубаху из-под юбки. — Шлюха портовая! Да не с себя, с ребёнка.

Залившись пунцовой краской, она аккуратно стянула кофту с мальчика. Сыпи не было. Мой взгляд зацепился за грязь маленькими пятнышками присохшей к его ботинкам — внутри они оказались мокрыми, словно в них только что прошлись по глубокой луже. Лицо женщины исказилось. Она стала корить себя, как и любая мать, допустившая вред своему дитя по своей оплошности, по глупости: недосмотрела, недоглядела, а теперь её ребёнок страдает.