Страница 23 из 53
После обеда Тася и Елизавета Петровна уединились наверху в гостевой комнате.
– Чувствовало моё сердце, что с тобой что-то не так. Почему сразу мне не позвонила? – выслушав рассказ дочери, горестно вздохнула мать.
– Я тогда вообще никого видеть не могла, хотела побыть одна.
– Понимаю… Я бы тоже, наверное, так поступила. Сколько уже недель беременность?
– Аборт ещё можно сделать.
– Скрининг показал, что параметры у малыша в норме. А вдруг в анализе ошибка?
– А если нет? Я боюсь, что это разрушит нашу семью. Я боюсь потерять мужа.
– Ты своей наукой совсем голову себе заморочила! Саша не такой, чтобы тебя в беде оставить, – защитила зятя Елизавета Петровна.
– Причём здесь наука! Я не могу на них всё это повесить, страшно даже представить такое будущее… С другой стороны, если это ошибка и малыш нормальный, я никогда не прощу себе что убила его.
Помолчав, Тася добавила:
– А ещё генетик сказала, что это может быть мозаицизм ограниченный плацентой. Я кое-что нашла из исследований этой патологии, но очень мало.
– Что это такое?
– Это когда идёт сбой в делении клеток плаценты, а не у плода.
– И как-то это может отразиться на ребёнке?
– В этом случае ребёнок развивается нормально, только может сформироваться фетоплацентарная недостаточность, плацента не сможет полностью выполнять свою функцию и тогда наступают преждевременные роды. Но только в двух процентах случаев клетки плаценты могут не совпадать с кариотипом плода.
– Тогда нужно сделать более точный анализ – кордоцентез, который покажет набор хромосом у ребёнка.
– У нас такого анализа не делают, надо ехать в Иркутск.
– Значит поедете. Мы с отцом останемся с внуками.
– Надо ждать до двадцати – двадцати двух недель. Может быть, всё зря? И я цепляюсь за мифические два процента, как за последнюю надежду? Мама, я так устала от неизвестности. С самого начала беременности какие-то страхи накатывались, словно чувствовала – что-то не так, – всхлипнув, произнесла Тася и прижалась к плечу матери.
Елизавета Петровна обняла дочь, пытаясь как в детстве укрыть от всех бед.
– Всё будет хорошо доченька, всё будет хорошо. Ты не думай о плохом, мысли, они материальны.
– Это сказать легко – не думать. Мысли в голову одна, страшнее другой лезут. Нам врач, когда делал УЗИ, сказал: «Детей уродов Господь даёт родителям за тяжкие грехи их». И я вот всё думаю, за какие грехи нам это? Мне так тяжело! Я не знаю, что делать.
– Не придумывай! Какой может быть на вас с Сашей тяжкий грех? Работаете, детей воспитываете, нам помогаете. В храм сходи, помолись, может сердце успокоится.
– Вот и отец Виталий так же говорит. Я с ним переписывалась вчера в «Одноклассниках». Он посоветовал мне съездить в женский монастырь, что за городом.
– Отец Виталий плохого не посоветует, съездите обязательно. Там подскажут, как быть.
– Поедем на той неделе, – Тася высвободилась из объятий, и глубоко вздохнув, попросила: – Ты прости, что я ничего не сообщила вам сразу, знала, что расстроитесь.
– Да разве сейчас дело в нас … Может мне остаться, пожить у вас?
– Зачем? Будешь смотреть на меня вот такими глазами? Ты думаешь, мне от этого будет легче? Нет, поезжайте домой. Отцу ничего не говори. Ты, хотя бы понимаешь, что для меня угрозы нет, а он придумает что попало…
– Хорошо, уедем! Только обещай больше ничего от меня не скрывать.
– Прости, мама, что так негостеприимно встретила. Но мне с этим надо справиться самой.
*****
За окном машины проносились поросшие лесом заснеженные сопки. В салоне было тепло, уютно урчал мотор. Семён Андреевич, пытавшийся в начале пути разговорить жену, оставил её в покое и, чтобы веселее было ехать, включил радио. Елизавета Петровна молчала, погрузившись в тяжёлые раздумья. Вчера, когда дочь спросила: «За какой тяжкий грех им такое наказание?», она даже возмутилась «Надо же было придумать такое!». Но ночь выдалась бессонной, почти до утра она перебирала в памяти то, что давно старалась забыть:
«Видно за мои грехи, доченька, наказал тебя Господь! – с горечью думала она, стараясь задавить боль в груди. – Мы тогда даже грехом это не считали. Думали, долг исполняем – избавляем женщин от беды. Работали в операционной как на конвейере. Сил хватало только на то, чтобы успеть сделать запланированное на день. Роботы равнодушные. А оно вон как догнало… Как я могу тебе рассказать, что значит аборт на большом сроке? Ребёнка выскребали по частям, а потом, утилизировали как мусор с другими отходами. Про малое кесарево и говорить страшно! Ребятишек вытаскивали из матери живыми, некоторые пищали, а их, как котят в ведре с водой топили! Не выдержала я тогда больше недели в той операционной, попросилась в другую. Только грех-то, всё равно на мне остался» – думала она, украдкой вытирая невольно бегущие по щекам слёзы.