Страница 106 из 125
Я упоминал о справке, подготовленной к 23 мая Техническим отделом по указанию Строкача для ЦК КП(б)У. В ней говорилось о возможностях украинских партизан по срыву стратегических перевозок противника и указывалось, что при недостатке взрывчатых веществ целесообразнее производить крушения вражеских поездов, выводить из строя поезда противника, а не подрывать рельсы. Технический отдел предлагал подрывать рельсы исключительно с целью маскировки поставленных мин, прежде всего -- новейших мин замедленного действия.
Утром 30 мая Тимофей Амвросиевич сообщил заместителям, что в ЦК КП(б)У рассмотрели эту справку, тщательно взвесили все "за" и "против" и согласились с нашей точкой зрения.
-- Иными словами, принимать участие в так называемой "рельсовой войне" украинские партизаны не будут, -- подвел итог Строкач. -- Начинаем совсем другую войну -- "войну на рельсах". Станем, как и намеревались, уничтожать вражеские поезда с помощью МИН.
Мне же приказал готовиться к вылету с ним в тыл врага. Строкач хотел лично довести изменения в плане боевых действий до каждого партизанского командира и комиссара, лично проверить боевую подготовку партизан, а заодно вручить людям награды. Мне предстояло проконтролировать подготовку минеров, проверить обеспеченность соединений минноподрывным имуществом и сохранность этого имущества.
-- Решение принято крайне ответственное, его и выполнять надо со всей ответственностью! -- сказал Тимофей Амвросиевич.
Валентина Гризодубова
... Строкач запаздывал. Догорал закат, наступало время вылета -генерала нет. Совсем стемнело, звезды проклюнулись, и только на западе, над черными зазубринами дальнего леса чуть брезжит в просветах туч белесовато-зеленый отсвет ушедшего дня -- нет Строкача!
Пришел дежурный офицер от командира авиационного полка B. C. Гризодубовой:
-- Товарищ полковник, полет отменяется: к рассвету до партизан не дотянуть!
Летящие с нами адъютант Строкача, офицеры связи, инструкторы минноподрывного дела обступили тесным кольцом, ждут моего решения.
-- Будем ждать Тимофея Амвросиевича, -- говорю. Офицер пожимает плечами, уходит. Раздумываю, не пойти ли за ним следом, но тут доносится шум идущей на большой скорости машины, шум приближается, нарастает до предела, стихает, слышен скрип тормозов. Резкий хлопок дверцы. Из темноты быстрым шагом появляется Строкач:
-- Вы еще не в самолете?!
-- Вылет отменяется, товарищ генерал. Поздно.
20 Строкач Т. А. Наш позывной -- свобода! -- Киев: Советский писатель, 1964. С. 362 (на укр. языке).
-- Как это " отменяется"? Что значит -- "поздно"?
-- Где Гризодубова? Пойдемте к ней, Илья Григорьевич!
Валентина Степановна Гризодубова, высоколобая, с широкими разлетистыми бровям, выслушала Стро-кача сочувственно.
-- Нет, нет, лететь, конечно, можно, -- сказала она. -- Только придется изменить маршрут. Полетите через Липецк, товарищ генерал. Там ночь на сорок минут длиннее, а путь по вражеским тылам оттуда короче.
Но Строкач запротестовал:
-- Помилуйте, Валентина Степановна, дорогой товарищ полковник! Ведь до Липецка пять сотен километров, если не больше.
-- Пять, -- согласилась Гризодубова. -- Ничего. Я же говорила: выиграете при полете в тылу врага.
-- Но вылетать-то из Липецка придется уже завтра!
-- Само собой.
-- Нет, -- отрезал Строкач. -- Никаких "завтра". Погода может испортиться, еще что-нибудь случится, а на счету каждый день. Мы должны лететь сегодня. Немедленно!
И Гризодубова уступила. Поколебалась, но уступила:
-- Будь по-вашему.
Через линию фронта
Транспортный самолет с ревом и гулом набирал высоту. Сумерки отставали. Стали видны круглые заклепки на могучем сером крыле машины. Ну вот, свершилось, после долгого перерыва я снова направляюсь в тыл врага!
Возбуждение, владевшее мною, было, наверное;
иным, чем возбуждение молодого адъютанта Тимофея Амвросиевича и офицеров связи штаба. Их могли волновать необычность ситуации, чувство опасности, необходимость испытать и показать себя. Очень давно, под Вильянуево дель Кордовой, я ощущал нечто похожее. Теперь же мозг горячечно проверял, не допущена ли какая-нибудь, пусть мельчайшая ошибка при планировании предстоящей "войны на рельсах".
Я думал, прикидывал, проверял в уме расчеты --ошибки не обнаруживал. Сомневаться же в замысле самой операции не приходилось. О возможности массированного удара по коммуникациям врага, о массовых крушениях вражеских поездов, уничтожении подвижного состава противника мы до сих пор могли только мечтать. Теперь массированный удар -- реальность. Достаточное количество самых современных мин появилось, и получает их поднявшийся на борьбу с оккупантами народ! Катастрофы гитлеровцам не избежать!
К линии фронта вышли на значительной высоте:
дополнительный бак с бензином, установленный в фюзеляже машины, как бы кипел, выделяя пары бензина. А внизу, в окутавшем землю мраке, бушевала беззвучная световая морзянка: розоватые, алые, золотистые тире и точки. Если бы не знать, что это орудийные вспышки и разрывы снарядов!..
Внезапно слева от самолета загорелись и зависли "фонари" -осветительные ракеты противника. Почти одновременно вздыбились, пошли блуждать в ночи расширяющиеся столбы дрожащего света -- лучи фашистских прожекторов. Приближались, нащупывали, нацеливались...
Я надеялся, что проскочим. Позже и Строкач признался, что надеялся на это. Не проскочили. В фюзеляже сделалось светло, словно зажгли люстру в пятьсот свечей. Резко, отчетливо выделились из темноты металлические ребра самолетных конструкций, лица и фигуры тесно сидящих на бортовых скамьях людей. Кто зажмурился, кто прикрыл глаза рукавом. В иллюминаторах вспыхнули близкие разрывы зенитных снарядов.
В минуту смертельной опасности нет ничего хуже пассивного выжидания. Но ничего, кроме такого выжидания, нам, пассажирам, не оставалось. Надеяться мы могли только на летчиков, а не на самих себя!
Командир корабля капитан Слепов резко бросил машину вниз. Скамейки рванулись из-под нас, пришлось вцепиться в металл, друг в друга. Удержались не все, кто-то упал, покатился к кабине пилота.