Страница 65 из 95
Вылазка в Моспино
Старенький дизель свистнул, и пригородный поезд поплыл мимо крохотной станции. Валюшка стояла на перроне в сумерках осеннего рассвета. Маялась она с четырех утра.
Вчера после планерки ввалился посыльный с уведомлением о победе Альки в конкурсе «Золотое перо». Письмо она припрятала. Зачем это той сейчас, пусть сестренку выхаживает. В мире столько катастроф! Ещё бы судьбу подтолкнуть. Отпросилась у Брони в отгул.
На отшибе небольшого поселка в доме знахарки мерцал огонек. Залаял пес. В окошко выглянула пожилая женщина (генетическая копия шаманки). В сенях пахнуло ароматом сухих трав. Своеобразная убогая обстановка внушала: в этом мире ничто не меняется по сути.
— С чем пришла? — хозяйка кивнула на круглый стол под выцветшей скатертью с драконами.
— Я все сделала, как вы сказали. И, похоже, начало действовать…
Акимовна переменилась в лице.
— Кома длилась четыре дня. Были прогнозы, что безнадежно. Но потом она пришла в себя.
— И тебе этого мало?
— Да! — Ненависть душила Валюшку.
Старуха перебирала разложенные на столе травы и семена.
— Я заплачу! Вдвое от прошлого раза.
— Несомненно… — Акимовна, не отрываясь от работы, продолжила. — Дело не только в деньгах. Перемена судьбы тянет последствия. Это риск, порой смертельный. Будешь усугублять?
Валюшка упрямо молчала. Знахарка отдернула занавеску, долго рылась среди пузырьков и баночек на старенькой этажерке.
— Чтобы зелье обрело силу, трижды произнеси на кладбище в полнолуние над могилой кровника, наизусть.
Из старинной книги с многочисленными вкладышами вынула листочек и протянула Валюшке:
— Заговор на погост не носи, после обряда уничтожь, лучше пепел.
Валюшка ловила слова на лету:
— Когда сжечь проклятие?
— Выучишь наизусть, дождешься полнолуния. Трижды прочтешь на кладбище у могилы кровного родственника. Потом жги на пламени свечи, принесенной из церкви. Ее не покупай, потихоньку возьми у лика святых…
Акимовна рассказывала в легком трансе. Очнувшись, как-то сгорбилась, взгляд потух:
— Уходи, я устала.
Валюшка положила деньги, взяла пузырек, заклятие и опять на станцию. Она не видела, как Акимовна шептала и крестилась: «Господи! Прости меня грешную!» — глядя ей в след.
Дома встретила мать в инвалидной коляске и завела привычную песню. Судьба круто обошлась с их семьёй. Отец Валюшки работал в милиции, и погиб на задании. Сослуживцы небескорыстно покрывали устроенную заведовать базой вдову до самой пенсии. Но достаток пошатнулся, нервная работа привела к диабету и ампутации ног.
— Валя, почему так долго? Я измучилась вся.
— Ездила на интервью в Иловайск, а там подвели…
— Прям, Брониславна не могла дать задание по городу, знает же, что у тебя мать инвалид. Когда у меня был склад, всем нужна, — затронула она бесконечную тему.
Коляска, не отставая, катилась за Валюшкой на кухню.
— Звонили без устали. Даже в девяносто шестом находили, что тянуть. Я старалась помочь. А теперь сахарный диабет, операции… — На глазах заблестели слезы. — Дочь не усылать далеко. Никто не хочет подумать.
Валюшка под монотонное жужжание выкладывала продукты, готовила еду, думая о своем, поддакивала матери.
— Ма, ну что ты хочешь? Алька в Германию уехала, сестру спасать, — ядовито улыбнулась она в холодильник, — а работать кому-то надо. Ты про укол не забыла?
— Вот, инъекцию сделать некому. Пусть бы мамашка ехала, а сами никак? Мужья о больных бабах у немцев не заботятся? Фу! Опять овсянка. Может, маслица или сладенького?
— Ешь, ма, сахарок потом измерим.
— Валь, тебе лишь бы издеваться. — Снова у матери навернулись слёзы.
Валюшка допила чай.
— Поставь посуду в мойку.
В своей комнате она взяла с полки альбом для фотографий, открыла на просмотренном до дыр месте. На снимке юноша обнимал двух девушек. Оля и Валюшка безмятежно улыбались. Она провела пальцем по изображению молодого человека:
— Почему одним все, а другим ничего? — прошептала обреченно, засунув под карточку заклятие знахарки.
Развилка судьбы
Порт Каталон* 357 год до нашей эры
Три года назад Скопас простился с надеждами снова увидеть солнце, пока в горячечном бреду его опять тащили и везли. После ранения и плена, становилось всё хуже, но боги оставили его среди людей.
Греческая жрица по капле вливала жизнь в ставшее полупрозрачным тело, перевязывала раны, и окуривала дурманом, навевая забытьё.
Полу мистическое восхищение спасительницей проснулось в душе, ведь тощий, но живой вернулся практически с того света. Служение ей органично заполнило все мысли, да и возвращаться в Скифию не к кому.
Последнее задание поначалу складывалось удачно, только мелькало ощущение: о чём-то важном ему не рассказали.