Осужденные...

*****Даниил*****

-Волков! Ты только посмотри! – резкий вскрик, и последующий удар в дверь заставили вздрогнуть. Сердце заколотилось, прогоняя еще сонное спокойствие. Выдохнул и сел на кровать, опустив голову. Все чаще стал ловить себя на том, что вздрагиваю от любого резкого шума. Будь то визг тормозов или громкий смех за соседним столиком в ресторане. Все это приводило меня в состояние нервозности. Внутренности сжимались, словно тугая пружина, а затем я взрывался...

Но это был такой взрыв, который невозможно увидеть или услышать. Тихий, болезненный взрыв, от которого хотелось застонать и сжаться в комок, закрыв глаза. Вот и сейчас от резких ударов в дверь мне захотелось закурить прямо в спальне, пропустив завтрак и приветствие друга. Сердце билось бесконтрольно. Последние недели оно не подчинялось взвешенным указам мозга. Оно целиком и полностью отдалось импульсам чувств: любовь, страсть, тоска, страх, тревога. Эти оттенки моего душевного состояния крепко переплелись между собой, заставляя меня сомневаться.

Сомнение. Именно этого проявления неуверенности я боялся всегда. Принимая то или иное решение, мы должны отмести все попытки мозга испугаться. Извилины порой играют чересчур «грязно», вырисовывая картинки, от которых мороз идет по коже. И все эти долгие дни я просыпался под красочные зарисовки, где так и не дождался Ярославу. Менялись обстановка, место, слова, но итог всегда был один. Страх, что я принял неверное решение, нашел выход, балуя меня игрой собственного воображения. Но, даже понимая, что это все иллюзия мозга, бьющегося в истеричном припадке страха, не мог успокоиться. Так реально ощущал ту боль, сковывающую все внутренности так крепко, казалось, что единственной ее целью было - обескровить мое тело.

На лбу выступил пот, подойдя к балкону, прислонился к прохладной поверхности. Но этого было мало, хотелось залезть в холодильник, чтобы внутреннее пекло, расплавляющее меня изнутри, потухло, извергнув в воздух клубы пара. Свинцово-серое небо впитывало в себя все краски мира. Разноцветные крыши соседских домов превратились в однообразно грязно-серые пятна. Тучи замерли, словно кто-то нажал на паузу, не в силах решить, какого рода осадкам сегодня выпасть. Снег в начале октября был нетипичен для нашего региона, но в этом году осень решила не заморачиваться, сражаясь за право хозяйничать . Осень выписала генеральную доверенность и по ускоренной процедуре отдала свои права зиме. С неба периодически падали редкие хлопья снега, стараясь хоть как-то разнообразить безлико морозную утреннюю мрачность. Пейзаж за окном замер, даже ветер стих. Такая тишина и спокойствие запускало в моем теле вихрь эмоций, предчувствий и страхов. Хотелось бури! Хотелось ветра, бьющегося о стекла дома, вырывающего деревья с корнем. Хотелось движения, но только не паузы. Хотелось видеть, как за окном что-то движется, меняется. Хотелось понимать, что жизнь идет, не замирает. Но ничего! Пауза...

-Что там у тебя?- затянув пояс халата, распахнул дверь, столкнувшись, нос к носу с взвинченным Дюшей. Он в прямом смысле этого слова рвал на голове волосы и размахивал каким-то журналом в воздухе. Резкие движения, слишком яркий блеск глаз и пульсирующая вена на лбу. Черное пальто было застегнуто неправильно, образуя большие волны грубого материала. Андрей стоял в одном ботинке, видимо он слишком торопился принести мне утреннее известие.

-Как что? Ты только посмотри! – огромные лапы друга упорно тыкали мне в лицо глянцем.

-Ты хочешь, чтобы я принюхался или, все-таки посмотрел? – почти шепотом сказал я, боясь, что стянутая пружина лопнет, и я сорвусь раньше, чем прочту. Сделав шаг назад, прижался спиной к стене, словно искал поддержки и опоры.

-Смотри.... – выдохнул Дюша и бросил мне смятый журнал.

« ...Волков Даниил Алексеевич был осужден на два года лишения свободы. Только благодаря высокооплачиваемым адвокатам, его статья была переквалифицирована. За столь тяжкое преступление он отсидел условное наказание, где и завязал бурный роман с бывшей эскортницей Ярославой...»

Резкий щелчок оглушил. Буквы поплыли перед глазами, закручиваясь в быстрой воронке. Та пружина, которая то натягивалась, то расслаблялась последние три месяца, наконец-то взорвалась. Я одновременно ощутил то долгожданное чувство расслабленности и злость, от которой волосы встают дыбом. Ярость прокатывала по телу, обжигая своей энергией, она двигалась миллиметр за миллиметром, поглощая все страхи. Перед глазами стояла его самоуверенная физиономия. В нем все кричало о безнаказанности! Он ощущал себя королем жизни, пока в кармане были деньги. А теперь их нет. И не будет, по крайней мере, в нашем регионе. Я день за днем ожидал от Демидова публичного шага, той отмашки, после которой уже невозможно повернуть назад. И не ошибся. Черт! Этот ублюдок ни разу не разочаровал меня. Несмотря на свою сообразительность, он оказался весьма предсказуемым. После прочтения статьи в журнале, закрыл глаза, мысленно прогоняя все эти мучительные дни, наполненные неизвестностью. Мальчик из богатой семьи. Единственный наследник, которому отдали бразды правления. Последние месяцы он продолжал приходить ко мне в офис, спокойно смотрел на умножающиеся портреты Ярославы, которые я развешивал с огромным удовольствием. Делал вид, что не знает ее, понимая, что  от меня зависит многое. Просил. Просил... А мне не было его жалко. Впервые совершенно не жалко! Он ничего сам не сделал. Ах, нет! Я не прав. ОН САМ ВСЕ ИСПОРТИЛ! Молодец...

С того момента, как я видел Яру в последний раз, прошло 92 дня. Три долгих, мучительных месяца. Работал, как проклятый, надеясь заглушить всю боль, скопившуюся где-то под сердцем. Проклинал тот день, когда позволил уйти, но больше всего я проклинал день, когда нанял детектива, чтобы найти ее. Потому что ждать абстрактную Ярославу проще... А когда видишь ее на фотографиях, присылаемых каждое утро, сложно сохранять спокойствие. Ком в горле перекрывал ход кислороду, голова начинала кружиться, а привычная тупая боль в сердце превращалась в сильные разряды тока. Я беззвучно открывал рот, стараясь вдохнуть, но ничего не получалось, словно весь воздух выкачали из кабинета.