Страница 10 из 12
Неизвестно только, когда. Козы могут скакать часами, если не днями. А она устала. Так устала, что чувствовала, что засыпает прямо на тропе. Руки продолжали держаться за скалу, но глаза моргали, и за это мгновение она успевала увидеть козу с золотыми рогами, сотней глаз, выглядывающих из прядей седой шерсти, и выменем, волочащимся между ног и истекающим ручьем молока. Коза открывала рот – и тут Ганя просыпалась и теряла ее. В следующем мгновенном сне она шла по полю, по пояс в сухой траве, всходящей каплями крови – крупными алыми маками. Гудели шмели, шелестели и дробно стучали созревшие маковые коробочки. Ганя тянулась к ближней коробочке и хватала пальцами мокрый камень.
Было уже совершенно темно. Роса покрывала камни. В ушах у Гани шумело, в голове гудело. Идти дальше было нельзя. Пока она не поскользнулась, пока не упала, надо было останавливаться, садиться, обкладывать себя камнями для равновесия и хоть какого-нибудь тепла, и дожидаться рассвета.
В этот момент рука Гани, ощупывающая скалу впереди, провалилась в пустоту. Девочка замерла. Тропа под ногой расширилась, уходя вглубь отверстия в скале. Она провела ладонью вдоль края. Отверстие заканчивалось чуть выше ее головы. Гладкий камень с выщербленными линиями удерживал свод. Волнистые линии оканчивались плавной елочкой наверху, овалом и несколькими прочерками внизу. Возможно, случайные дождевые выщерблины. Насколько широко простирается проем, она не рискнула узнать. Но опустилась на четвереньки и поползла внутрь, забираясь чуть наверх по мелким камням и песку, в ближний к ней, левый угол пещеры.
Внутри пахло рыбой, но рыбьих костей и голов она не почувствовала. В шаге от входа она наткнулась на гладкий прохладный камень. Камень? Нет, скорее, череп. Гладкий череп с отверстиями глазниц. Вытянутый череп крупного зубастого животного. Козел или ослик, или жеребенок, кто знает. Просто череп животного, забравшегося в пещеру. Если есть следы на тропе, могут быть кости в пещере?
Девочка остановилась у каменной стены. Свод здесь образовывал нишу. Сюда не задувал ветер, тут было тихо и почти тепло. Пол был устлан шерстью вперемежку с крупными перьями. Девочка устроилась внутри ниши, как в гнезде, свернулась калачиком, набросала на себя сверху шерсть и сухие перья с пола. Ганя согрелась, успокоилась и подумала уже, проваливаясь в сон, что, может быть, стоило остаться здесь, в пещере, навсегда и не ползти дальше, так и лежать здесь, на ничьей земле, в темноте и тепле.
Она почувствовала на себе колючий взгляд. Ганя открыла глаза и ахнула. В слабом лунном свете, проникавшем в пещеру снаружи, на стенах зажглись огни: бирюзовые, лимонные, бордовые, салатовые, розовые… Драгоценные искры сияли и меняли цвет, когда она поворачивала голову – в одном месте это были отдельные точки, дальше – крупные созвездия, с другой стороны – сверкающая россыпь, с третьей – сияющий до боли в глазах широкий путь. Разноцветная кровь земли выступила на коже пещеры, невидимая ни для кого, кроме диких зверей, забравшихся по склону, и путников, случайно оказавшихся внутри. Может быть, и не было тут никаких путников. Ганя первой оказалась в каменной сокровищнице.
Драгоценные огни подмигивали, словно говорили с девочкой, словно манили ее к себе. Она осторожно прикоснулась к бирюзовому свечению. Камень оказался склизким на ощупь, не камень, а крошечный светлячок, поняла Ганя. Она отдернула руку – и тут за ее спиной раздалось низкое клокотанье. Невидимый в темноте, на нее смотрел страж горных богатств, приглядывая, чтобы никто не дотронулся до сокровищ. Это его взгляд разбудил ее, поняла девочка. Ганя подскочила на месте, стукнулась макушкой о потолок:
– Да ты что, я же только тронула!
Она оглянулась. И никого не увидела. Сквозь вход в пещеру на нее смотрела нестерпимо яркая луна. Трещина в скале простиралась далеко вбок, поднимаясь вместе с полом пещеры.
Глаза Гани заслезились. Она чихнула. Быстрые крылья прочертили черту поперек входа, пересекли лунный диск и пропали. «У-ух», – донеслось снаружи.
Клекот из глубины пещеры раздался снова, ближе и громче. Пахнýло вонючей рыбой. Столбик пыли поднялся в воздухе, закрутился в спираль напротив входа. Из дальнего угла раздались шаги, словно кошка охотилась на мышь. И мышь тут была она, Ганя! Едва она спаслась от одного чудовища, как угодила в лапы к другому!
Тихонько, стараясь не шуметь, не наступать на предательски шаткие камни, она стала пробираться к выходу.
– Аггррх!
Голова возникла в просвете между девочкой и выходом из пещеры, на ее пути наружу.
Ганя вскрикнула:
– Отстань, не нужны мне твои драгоценности! – и зажала рот руками.
Это была птичья голова, крупная, плоская, с клювом крючком. Она была вдвое или втрое больше головы самого большого горного орла. Размером это чудовище было с лошадь или верблюда, которого Ганя видела однажды. Птица сделала еще шаг, горделиво поворачивая голову из стороны в сторону, и Ганя разглядела нахмуренные брови, злые холодные глаза, серые перья на макушке и светлые на воротнике. Птица раскрыла крылья, щелкнула клювом и издала еще один пронзительный крик. Перья на ее шее встали дыбом, могучее крыло заслонило Гане выход из пещеры. Ганя вжалась в стену.
Из распахнутой пасти чудовища высунулся острый, как у змеи, язык, сверкнул на просвет частокол мелких зубов. Чудовище сделало еще шаг на свет. Это был не орел, вообще никакая не птица! Тощая орлиная шея переходила в львиную гриву. Увенчанный кисточкой хвост свистел, разбрасывая искры над спиной чудовища. Отдельные искры сверкали на хвосте, словно чешуйки на змеином теле, словно россыпь камней на стене пещеры. Даже присев на крепких кошачьих лапах, ростом оно было выше девочки. Чудовище вздрагивало зубастым клювом, молотило хвостом по бокам и поводило горделивой головой, принюхиваясь в поисках добычи.
Нашло и скакнуло к ней.
Ганя ринулась от чудовища, вглубь пещеры, вверх по сыпучему склону. Она отшвыривала мелкие камни и песок, попадавшиеся под руки, торопясь убежать, скрыться от клюва и острых когтей невиданного зверя. Клекот позади нее перешел в кашель. Чудовище захлебнулось в туче пыли, которую девочка ненароком направила ему прямо в морду. Ганя еще быстрее, без остановки, заработала руками и ногами.
Между тем пещера сузилась в лаз, слишком тесный для огромного зверя. Чудовище пыхтело и кудахтало позади, но останавливаться не собиралось. Оно колотило клювом по камням, стучалось о них грудью и оглушительно било крыльями. Глупая курица! Безобразное чудовище! Оно не видело в темноте, не то что кошка, которой оно приходилось родней. Оно не могло пролезть в узкую щель, как его змеиный хвост. Если оно и умело летать, как ему велели крылья, это не помогло бы ему в глубине узкой пещеры. Но оно билось и билось о камни, и дробило стену, так что осколки разлетались по лазу совсем рядом с Ганей. Чудовище не собиралось сидеть у выхода, как кошка у мышиной норы, дожидаясь, когда девочка выползет наружу. Оно рушило стену, стараясь расширить лаз, пока Ганя забиралась глубже, не раздумывая, что она будет делать потом, если лаз превратится в тупик, а чудовище все-таки доберется до нее.
Проход становился все уже. Девочка захлебывалась в пыли. Она скручивалась и извивалась, пролезая в кромешной тьме между камнями, от одного проема к другому, сначала руки, потом голова, потом грудь, живот, бедра, ноги. Она уже не понимала, ползет она наверх или вниз, вправо или влево от далекой норы, где собиралась переночевать. Поверхность камней стала мокрой, к радости девочки – по скользкому ползти легче.
Лаз накренился. В углублении камней накапливалась влага, ее делалось все больше. Ганя уже не ползла, но скользила по скользкой глине, свежие сладкие капли падали ей на макушку, она задирала голову и она слизывала их на ходу. Она старалась не думать, что ждет ее в конце лаза, за различимой уже серой полутьмой.
Девочка шлепалась в холодные лужи на каждом изгибе прохода, она все быстрее скользила вниз. Свет становился ярче, и вместе с ним росла радость Гани. Она торопилась выползти наружу, отталкивалась ногами, подталкивала себя сквозь каменный ход, по подземной реке, насквозь через новый грот, на воздух, на свет. За ней, тихая и незаметная в сумраке между камнями, ползла змейка. Чешуйки на коже змейки вздрагивали короткими бледными искрами.