Страница 10 из 16
Гоплиты топали по пыльной дороге, про себя вознося молитвы Диоскурам за спасение. За конем стратега волочился на аркане мертвый сколот, которого по традиции повесят вниз головой на агоре…
Отставив пустую миску, Хармид постучал ножнами по шлему, чтобы привлечь внимание.
– Завтра плыву в Фанагорию. Со мной пойдут Памфил и Каламид. Старшим остается Демей.
Названные солдаты подсели к иларху.
Инструктаж оказался кратким:
– Отправляемся с третьей стражей[100]. Щиты и дротики не брать, только мечи. Едем за рабами, так что припасите веревки. Возьмите выпить и поесть.
Он усмехнулся.
– Хотя вряд ли закуска пригодится.
Памфил и Каламид переглянулись с кислым выражением на лице. Оба поняли, что командир имеет в виду: при сильной качке еда в горло не полезет.
– Когда обратно? – спросил Каламид.
– За день управимся.
Кавалеристы отправились доигрывать в кости.
Хармид осмотрел ксифос[101], смазал лезвие жиром, проверил, чтобы ход по ножнам был свободным, а перекрестие прочно садилось в паз. Отнес меч вместе с перевязью в оружейную комнату. Потом попыхтел над навощенной табличкой, расписывая корявым почерком разнарядку на следующий день: дежурство на часах, уборка казармы, помощь повару…
Насадив дощечку на штырь возле входной двери, улегся спать.
Глава 2
Год архонта Феодора, мунихион[102]
Боспор
1
Сойдя с шатких мостков на каменный причал Фанагории, греки не торопились сесть в седло. Они пружинисто переминались с ноги на ногу, словно отвыкли от твердой земли, перешучивались.
Размявшись, направились к городу. Кони еще не пришли в себя от качки, так что их пока вели в поводу.
За спиной ветер швырял волны на базальтовый мол, но в порту мутная вода тихо плескалась у причала. Присмиревшее море, словно собака, покорно лизало обросшие илом и ракушками квадры.
В Антиките волнения не было. Река спокойно несла воды в Корокондамитское озеро[103], лишь на границе устья от берега до берега протянулась полоса мусора: ветки, топляки, щепа…
Тракт к Синдской Гавани[104] остался в стороне. Пантикапейцы проехали рыбный рынок, над которым кружились чайки, то и дело пикируя на телеги. Разбитая колесами портовая дорога круто взяла в гору. Отсюда двинулись верхом. По обочинам расположились торговцы из местных с разложенным на холстине товаром.
Синды теснились возле городских ворот, надеясь, что, пока помощники агоранома сюда доберутся, они успеют хоть что-то продать. На штраф все равно денег нет, самое страшное, что может произойти, – огребут тумаков.
Лошади осторожно ступали среди открытых мешков с зерном, глиняных горшков, амфор, наваленных кучей овечьих и козлиных шкур. Глядя на керамику, Хармид морщился: лепная, у этих варваров даже гончарного круга нет.
Со всех сторон к пантикапейцам тянулись руки, хватали за штаны, хлопали по сапогу. Всадники то и дело пускали в дело плетку – не лезь!
Возле агоры спешились. Двинулись вдоль колоннады к рынку рабов, мимо статуй и стел с благодарственными надписями. Дойдя до места, довольно огляделись: здесь есть то, что нужно.
Рабы, в отличие от снующих между торговыми рядами ремесленников, грузчиков, матросов, плотной группой сидели на вымостке в тени храма Аполлона Бесконечного. Тихо, обреченно, без сил.
Умершие ночью лежали в ряд под рогожей, над которой роились мухи.
Грязные, оборванные люди воспользовались передышкой, чтобы привести себя в порядок. Матери расчесывали детей. Девушки, поплевав на край рубахи, вытирали лицо – пусть уж поскорей кто-нибудь купит, тогда закончится этот бесконечный тоскливый путь по жаре и пыльным дорогам. Кто-то тянул руку в надежде поживиться куском хлеба, кто-то жалобным голосом просил пить. Другие пытались спать, закрыв лицо от солнца рукавом.
Конвоиры расхаживали между живым товаром, прокладывая себе путь пинками и плетью. Раба, на которого пальцем показывал покупатель, заставляли встать, выталкивали вперед.
После осмотра и торга продавец-синд получал плату, а новый хозяин тянул купленного слугу за собой на веревке словно скотину.
Увидев подъехавших греков, работорговец подошел первым: ладная сбруя коней и добротное вооружение всадников говорили о том, что гости – люди служивые.
– Кто нужен? – деловито спросил он.
– А кто есть? – пренебрежительно бросил Хармид.
Синд с готовность начал показывать.
– Вон те горбоносые – военнопленные керкеты, хорошо подойдут в охрану усадьбы. Там – тореты[105], целая команда пиратской камары[106]. Отличные гребцы… Ну?
Он вопрошающе посмотрел на грека.
Хармид недовольно скривился.
– Воины, пираты… бандиты, в общем. Кизик пританей строит, ему нужны мирные люди – строители, пахари, конюхи.
– Так бы и сказал, – спохватился работорговец. – Тогда бери язаматов[107].
По тому, как рабы, на которых указал синд, жались друг к другу, иларх догадался, что они из одного стойбища. Им явно не хотелось разлучаться.
– Это кто? – удивился он. – Я про таких не слышал.
– Сираки в Танаис целую толпу пригнали. Откуда язаматы пришли в степь – никто не знает. Только трудно им придется, потому как они не пастухи, а землепашцы. На одном месте в степи сидеть нельзя – все равно что стрелу ждать. А она точно прилетит, сираки слабости не прощают.
Хармид заинтересовался. Землепашцы – это хорошо, значит, умеют выращивать пшеницу. И мужчин как раз четверо. Дети, конечно, обуза, но, если не купить, женщины ожесточатся, для домашней рабыни это плохо.
– Сколько хочешь? – спросил он.
Синд заулыбался.
– Сто пантикапейских драхм за мужчину, восемьдесят за женщину. Двое ребятишек – по пятьдесят. Всего выходит тысяча.
Сосчитав в уме, Хармид понял, что синд сильно округлил сумму, но торговаться не стал.
– Может, совы есть? Тогда скидку дам, – не унимался работорговец.
– Не-а, – иларх цыкнул уголком рта.
Он знал, что синды ведут активную торговлю с Афинами, поэтому ценят аттические деньги.
«Еще чего, сов ему подавай, – недовольно думал он. – А куда девать серебро, которое чеканит Кизик?»
Не ожидавший такой сговорчивости продавец решил пойти покупателю навстречу.
– Вон ту девку могу заменить на кого покажешь: похоже, она больная.
Хармид уставился на тоненькую, словно тростинка, язаматку с шапкой черных волос и покрытым россыпью красных пятен лицом.
Двое верзил уже расталкивали рабов, чтобы оттащить ее в сторону. Соплеменники уперлись, не пускают – сдвинули плечи, сомкнулись вокруг девушки. Защелкали плети, послышались крики боли. Женщины завыли. Поднялся такой гвалт, что иларх махнул рукой.
– Не надо. Всех беру.
– Как скажешь, – удивленно протянул синд, – я хотел, как лучше.
Вскоре связанные попарно рабы двинулись в сторону гавани.
У причала одномачтовые лембы терлись бортами о пеньковые бухты. За молом на внешнем рейде покачивалось несколько триаконтер[108] со свернутыми парусами. Стая кричащих чаек накрыла только что пришвартовавшуюся рыбацкую лодку. От дейгмы[109] сразу же потянулись грузчики с корзинами.
Сначала в лемб завели лошадей. Затем рабы, держась за решетку, прошли цепочкой по борту и спустились на дно. Матросы растянули сверху рогозовое полотнище.
100
Стража – древние греки делили сутки на восемь страж, начиная с полуночи, каждая длилась три часа.
101
Ксифос – двухлезвийный кавалерийский меч.
102
Мунихион – апрель – май.
103
Корокондамитское озеро – совр. Таманский залив.
104
Синдская Гавань – столица Синдики, располагавшаяся недалеко от совр. города Анапы.
105
Тореты и керкеты – племена, населявшие в описываемый период территорию совр. Черноморского побережья Кавказа.
106
Камара – длинная и узкая военная лодка древних кавказцев.
107
Язаматы – яксаматы, савроматское племя.
108
Триаконтера – тридцативесельное однорядное парусно-гребное судно.
109
Дейгма – место разгрузки товаров.