Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 100

Тринадцать лет назад

Дождь гулко барабанил по подоконнику, капли наперегонки бежали по стеклу, сливаясь в ручейки. Сыро и пакостно за окном. Поздняя осень вступила в законные права. Лишила деревья золотой одежды, сбросила ее на ледяную землю, а, потеряв к листве интерес, оставила медленно умирать. Как же хочется увидеть солнце! Но мрачные серые тучи три с половиной недели висят, как проклятие, над городом, не давая ни единому лучику пробиться вниз.

Такое уныние вокруг. И безнадега на душе.

- Саша, ты сегодня хорошо спала?

- Да, бабушка.

- Завтракать ходила?

- Да.

Она догадывается, что я вру. Соглашаюсь на всё, что мне говорят, лишь бы отстали, перестали терзать бесконечными вопросами. Они все это понимают: и бабушка, и папа, и врачи. Не могут не замечать апатии, потери интереса к жизни, и жаждут получить ответы. Но мне нечего им сказать. Я не могу дать объяснений даже себе. Потому что до сих пор не понимаю, как бред оказался ярче самой жизни?

С вами бывало такое? Вы возвращаетесь после каникул домой, но чувствуете пустоту. Частичка вас осталась там – на море, на даче, в летнем лагере. Там продолжается веселье, события бьют ключом, а дома серые будни, от которых хочется выть волком и бежать без оглядки. Вот и я мысленно бродила по слоям Потока, посмеивалась над Михаилом, смотрела Варин балет, заглядывала в гости к Свете и Злате. Мне до сих пор казалось, что они реальны. Все спутники, которых я встречала.

Но это неправда. Их никогда не существовало. Как и самого Потока.

Истина проста и банальна. Я никуда не попадала. Не исчезала из реального мира ни на миг. Я две недели пролежала в больнице. В коме.

Теперь я четко помнила то утро. Все, что случилось со мной после ссоры с Бастиндой. Я  вылетела из дома с желанием рвануть к бабушке или Рите, чтобы от души пожаловаться на ведьму Аллу. Выбор направления полагалось определить автобусу, который подъедет первым. Так бы и случилось, не появись парнишка в желтой куртке с пресловутой рекламой в руках. В листовке я прочла приглашение в новый кинотеатр. До сих пор не понимаю, почему изменила решение и поехала смотреть кино. Быть может, захотелось отвлечься, переключить мозги. Или надоело выглядеть занудой в глазах окружающих. Сколько можно жаловаться на мачеху? Пора научиться давать отпор!

Так я оказалась в 23-м автобусе, фотографии которого в последующие дни обошли главные газеты страны. Водитель не справился с управлением, и тяжелая машина рухнула с моста, пробив ограждения. Хорошо ещё, что на мелководье…





Я точно не знала, сколько человек погибло в аварии. Родные старательно обходили острые углы, полагая, что я никак не приду в себя из-за того, что выжила. В отличие от большинства. Поэтому отец поставил на уши всю больницу, заставляя собирать консилиум за консилиумом. Поэтому со мной работает психолог, которому я ежедневно скармливаю новую порцию вранья. Поэтому Бастинде запрещено показываться мне на глаза. На словах папа не винит жену, но не может отделаться от мысли, что это из-за ссоры с ней я оказалась на злосчастном мосту.

Я не отправилась на тот свет чудом. Лечащий врач зовет меня пациенткой-легендой. Мой организм почти не выказывал признаков жизни, и родным было велено готовиться к худшему. Доктора не сомневались – в себя я не приду никогда. Зато теперь я выздоравливала с такой скоростью, будто не было ни травм, ни комы. По крайней мере, физически. Ну а душа… Она пытается смириться, что пережитое в Потоке - бред коматозника. Не было ни Вари, ни Михаила, ни Дунайского.

Дни в сером девятиэтажном здании областной больницы походили друг на друга, как братья-близнецы. Подъем, анализы, пропущенный завтрак, физиотерапия, вялое ковыряние вилкой в тарелке в обед, встреча с психологом, свидание с родными, ужин, на который мне тошно смотреть, и новые ночные кошмары.

Да, я обманула бабушку. Ни разу в клинике я не спала спокойно. Из ночи в ночь мне снятся обитатели Потока. Чаще Варвара. Ее последний лебединый танец и стойкое нежелание уходить в Дым. А еще рыжая крылатая лошадь на морском берегу. Она подходит ко мне. Так близко, что я вижу отражение в черных глазах. Дует в лицо и кивает, давая понять, что ждет моего возвращения.

По утрам я просыпаюсь с красными глазами и подолгу умываюсь холодной водой, чтобы не дать родным новый повод насесть на меня. Понимаю: пора брать себя в руки и начинать жить, но не знаю, как заставить себя это сделать. Просто жить.

- Ты веришь в судьбу, Саша? – спросил в один из дней Феликс Юрьевич – тот самый  психолог.

- А стоит? – хмуро отозвалась я, сидя с ногами на подоконнике и глядя в дождь. Он снова шел сплошной стеной, не заботясь, что земля пропитана влагой насквозь. Вот-вот вселенский потоп наступит.

- В жизни ничего не происходит просто так.

- Знаю, раз я не умерла, значит, это кому-нибудь нужно. У меня есть важное предназначение. Я – избранный герой всея галактики, - произнесла я скороговоркой, не горя желанием обсуждать известные истины. – Перестаньте носиться со мной как с фарфоровой куклой. Не разобьюсь! Все, мне надо на ужин! – и я пулей вылетела в коридор, не удосужившись поглядеть на реакцию мозгоправа.

Но массовый поход в больничную столовую я проигнорировала. Есть мне, по традиции, не хотелось. Спустилась на два этажа вниз, прошла по длинному коридору в другой блок,  пока не уперлась в запертую дверь отделения анестезиологии и реанимации. Здесь недавно обитала и я – в виде овоща. Сейчас меня перевели в травматологию. В одноместную палату повышенной комфортности.

Я постучала в стеклянную дверь. По ту сторону перегородки вынырнуло овальное лицо в обрамлении жгучего каре. Отлично! Я не ошиблась. Сегодня Любино дежурство.

С Любой Трофимовой я познакомилась, пока лежала в реанимации. Точнее, сначала она «познакомилась» со мной. Не смотря на молодость (ей было 23 года) Любаша умело строила всех вокруг. Крепкая, коренастая, с командирским басом, девушка не повторяла распоряжений дважды. Будь то необходимость выставить вон многочисленную родню пациентов или собрать не тяжелых больных из других отделений, дабы поднять наверх коробки с медикаментами – Люба была незаменима. Она шутила, что закаленный мужской характер - влияние трех старших братьев.