Страница 34 из 100
- Как это не суждено? – прошептала я. От Вариных слов повеяло могильным холодом. – Что за глупости? Шестая комната тебя обманула. Показала бог весть что, а ты поверила.
- Милый ребенок, - улыбнулась Варвара, легонько касаясь моего плеча. – Ты ошибаешься. Я вспомнила, как попала в Поток. Как мы трое сюда попали.
- Правда? – я плюхнулась мимо кресла, не увидела, что сиденье поднято.
- Правда, - Варя помогла встать. – Но не жди объяснений. Ты сама все поймешь, когда вернешься домой.
- Варя! – я не замечала, что локоть неприятно саднило после падения.
- Не проси, – оборвала балерина. Лицо стало суровое-суровое. – ТАМ истину ты сможешь принять спокойно, ЗДЕСЬ она все усложнит.
- Но…
Варя ловко приложила к моим губам ладонь. Я замолчала. Не из-за того, что мне заткнули рот, а из-за глаз Варвары. Они изменились. Появилось нечто новое. Обреченность? Знание? Мудрость? Я точно не разобралась, но возникло ощущение, что Варя повзрослела. Шестая комната заставила ее проститься с юностью.
- Послушай, Саша, - примирительным тоном сказала балерина. – Не спорь больше, прошу. Сегодня мой вечер. Позволь провести его так, как хочется мне.
Я нехотя кивнула, примиряясь с Вариной позицией. Я слишком устала, продираясь через забытые воспоминания и семейные тайны, чтобы аргументировано возражать. Пока я мысленно сердилась на себя за сговорчивость, балерина звонко хлопнула в ладоши.
- Ух!
По телу прошло приятное тепло, опоясывая и согревая изнутри. Едва оно растворилось, я потеряла дар речи. Меня облачили в малиновое длинное платье, закрытое до подбородка. Плотное, но в то же время мягко касающееся кожи.
- Ой, – расстроилась Варвара. – Совсем не то получилось. Извини, я не слишком хорошо справляюсь с фокусами Потока. Сейчас поправлю.
- Не надо! – завопила я, подпрыгивая на месте.
- Не беспокойся, вреда не причиню, - неправильно истолковала возражение балерина.
Но я выставила ладони вперед.
- Не поправляй! Мне нравится!
- Серьезно? – балерина недоверчиво вскинула брови и окинула меня с ног до головы придирчивым взглядом. – В этом платье ты выглядишь чересчур воинственно.
- Ну и пусть! Зато… Зато… - я никак не могла подобрать нужные слова, чтобы описать, насколько гармонично чувствую себя в новом наряде. – Где тут зеркало?
Варя смиренно махнула вслед, когда я ураганом унеслась в вестибюль - любоваться на себя любимую. Быть может, платье в сочетании с дикой шевелюрой и смотрелось кричаще. Но так эффектно я еще не выглядела! И ни разу в жизни не чувствовала себя столь привлекательной! Щеки разрумянились, глаза загорелись, и я с нахальным видом подмигнула отражению.
Крутясь перед зеркалом, поворачиваясь то так, то эдак, я не заметила появления зрителя.
- Вы очаровательны, Александра. Выглядите совсем взрослой. О! Я не хотел вас смущать.
Румянец на щеках превратился в позорную красноту.
- Добрый вечер, - промямлила я, мысленно ругая Василия Петровича, наблюдавшего за мной исподтишка.
Старика-франта мое смущение мало волновало. Он деловито вытащил из кармана часы на цепочке, по инерции взглянул на циферблат и, едва заметно поджав губы, сунул бесполезный в Потоке предмет обратно.
- Я слышал о вашем «возвращении» в прошлое, - мягко проговорил Василий Петрович и жестом пригласил пройтись. – Не хочу наступать на больную мозоль, но для меня важно выяснить, что с вами случилось, дорогая.
Я пожала плечами. Почему бы и нет? Полезно поделиться пережитым с кем-то взрослым, а импозантный дед – вдумчивый и прагматичный, из присутствующих подходил для откровений идеально. Слушал старик крайне внимательно, ни разу не перебил. Только пару раз сурово свел брови и озадаченно почесал подбородок.
- Думаете, я не готова узнать правду? Поэтому не разобрала слова родных? – спросила я, закончив грустное повествование.
Деду я поведала больше, чем Свете. Призналась, как напугали нечаянные открытия, но утаила, что расстроилась из-за встречи с мамой. Горько вспоминать, что сидела рядом, а поговорить не могла.
- Человеческий мозг умеет преподносить сюрпризы. Вы пережили страшное потрясение ребенком и забыли об этом. Мозг уберег вас от переживаний, позволил жить без тягостного груза, который отравил бы отроческие годы. Я говорю о похищении. Что касается ссоры родных, не рискну предположить, что она значит. Возможно, ничего. Вас просто напугали громкие крики. А, может, за скандалом кроется страшная тайна, раскрыв которую, вы навсегда лишитесь покоя.
- Некоторые вещи лучше не знать? – закончила я мысль Василия Петровича.
- Это решать вам, - философски заметил дед.
- Не хочу раскрывать тайны! - вырвалось помимо воли. Вот она – моя извечная страусиная позиция! В действии! Лишь бы пол не оказался бетонным. – Но... но... - мой голос задрожал, - Поток не выпустит меня, пока всё не вспомню.
- Вы правы, - пробормотал дед и замер, словно понял нечто крайне важное. – Мне пора, - выдал он неожиданно. - Саша, мы вернёмся к этому разговору. Позже. Главное, не мучайте себя раздумьями.
Легко сказать – не думать. Мысли редко подчиняются доводам разума. Их погонщики – эмоции. Но я подарила старику послушный кивок на прощание и подобие улыбки.
- Никаких раздумий, - объявила я черным глазам в зеркале, едва затих занудный скрип, с которым неизменно перемещался старик. – Без… ой!
Я растерянно попятилась. Оставшись наедине с отражением, я вдруг сообразила, что дед ни словом не обмолвился о гибели Егора. На морщинистом лице не наблюдалось и намека на горечь утраты. Странно. Василий Петрович опекал шаловливого мальчишку и, как никто другой, должен сожалеть об оборванной детской жизни. Не наплевать же ему, в самом деле? А если наплевать? Тогда какой смысл заботится обо мне?