Страница 13 из 14
― А потом куда?
― В смысле? ― не понял я.
― Что с этой шнекой делать?
― Переделаем, да сами на ней ходить станем. Я так думаю, раз татей с ворованным добром застукали, то потерпевший, то есть я, имеет полное право судно забрать себе.
― Понятное дело, если взялся за чужие зипуны, то будь готов и со своим расстаться. ― Логически рассудил рыбак. ― Только ты, Лексей Николаевич, не ответил мне.
― Обида у меня осталась. Как же это, получается, работаешь не покладая рук, а какой-то ливонец приходит и всё забирает. Пора и окорот дать. Озеро это наше, мы здесь хозяева.
― А водить шнеку кто будет, коли ты воеводой и хозяином озера себя наметил?
― Да ты и будешь. Лучшего кормчего на всём Тёплом озере не сыскать. Не Поганкина же с Подборовья приглашать. А воевода вскоре приедет, да не один, с кузнецом.
Рыбаки после нашего разговора перебрались на большой корабль, вытащили из воды ящики с гвоздями, проверили мачту, но парус ставить не спешили, так как попутного ветра не было, либо квалификации не хватало. Впрочем, после получасового исследования, они завели якорь метров на тридцать от носа судна и уселись за вёсла, пока сыновья Игната закрутили ворот лебёдки. Общими усилиями мель оказалась позади, а вскоре, приноровившись к новому судну, самолвинцы весело погребли к острову. Почему весело? Да потому, что на воде от размера многое зваисит; и если ты лихо справляешься с малой лодкой, то не факт, что так же совладеешь с большой. Навыки и опыт - два определяющих слова, от которых зависит если не успех, то хотя бы близкое выполнение поставленной цели. Жизненный опыт у людей знакомых с озером не понаслышке присутствовал, а посему первоначальные затруднения и ошибки старались обращать в шутку. Да только скоко не шути, течь в днище сама собой не закроется.
В это время Гюнтер поджидал первый отряд ливонцев, которые по всем подсчётам должны были уже оказаться возле деревеньки Луг. В своей победе он не сомневался. Дорога выходила из леса прямо на широкое сенокосное поле, и оставалось незаметно пересидеть в березняке с правой стороны, дождаться выхода колонны, после чего напасть с тыла. Латная конница гарантированно стопчет пехоту, а несколько всадников неприятеля не сыграют никакой значимой роли. Наконец, незадолго до полудня к засаде прибежал младший сын Фёдора Лопухина. Из-под рыжеватых волос юного разведчика, торчащих как скошенные стебли ржи в разные стороны, выглядывали уши. Лопоухость была отличительной чертой рода, населявшего деревню Луг. В руке малец держал пятнистую армейскую шляпу с широкими полями, которую современные рыбаки или охотники иногда надевают во время своего промысла. Висевший мешком камуфляжный комбинезон с закатанными рукавами и подвёрнутыми штанинами, перетянутый на талии ремнём, довершал костюм отрока. Обуви на мальчике не было.
― Князь, идут. ― Малец протянул спичечный коробок, спрятанный в шляпе, Штауфену.
Высыпав спички на ладонь, Гюнтер сосчитал количество воинов у неприятеля. Получалось ровно два десятка и три спичины были надломлены, это означало всадников.
― Молодец, ― похвалил мальчика Гюнтер, ― всё правильно сделал. А я тебя даже не заметил, когда к нам подходил. Настоящий охотник.
Отрок покраснел, от чего веснушки на носу превратились в маленькие коричневатые пятнышки, и немного стушевавшись, засунув шляпу под мышку, выставил перед собой семь пальцев.
― Семья Пантейлемона, с Чудских Заходов. К жердям привязаны. Их в серёдке ведут.
Новую одежду, которая Нюре показалась уродской, и Гюнтер не знал, куда пристроить, так как была достаточно дорогой и просто подарить кому-нибудь не давала скупость, отрок отработал на сто процентов. Всё дело в том, что в Чудских Заходах выращивали капусту, и, как докладывал Захар, прокормить ею можно было под сотню человек. Пантейлемон являлся как раз тем старостой, упорно не соглашавшимся перейти под покровительство Самолвы. Ни какие аргументы, кроме как силы на него не действовали, тем не менее, этот последний довод Штауфен применять не спешил. Рано или поздно Чудские Заходы вошли бы в состав княжества, но сейчас появился прекрасный повод ускорить эти события. Правда, с возможными невосполнимыми потерями. По большому счёту, Гюнтера, безусловно, расстроило названное количество пленников, которых должно было быть в пять раз больше. Но отдавая себе отчёт, что в неспокойное время всякое могло произойти, и некоторое количество жителей всё же имели возможность скрыться в лесу, князь еле скрыл улыбку. Теперь, строптивый староста не просто расплатится за свою самонадеянность, а ещё станет столпом лояльности.
― Тебя как звать, Фёдорович? ― Спросил Штауфен.
― Ваня.
― Иван Фёдорович, беги к батьке, да скажи, чтоб с телегой моей на дорогу выезжал. Как ливонец из леса выползет, пусть нахлёстывает лошадку не жалея, да к избе своей спешит. Задумка наша не совсем удалась, смердов с Чудских Заходов отбить надо. Понял?
― Ага. А коли нагонят, тогда как?
― Не успеют. Я ж обещал защитить, а слово моё ― железо.
Колонна наёмников ленивой змеёй выползала из леса, проклиная 'торопыгу' Рихтера и двух сопровождавших его работорговцев, не давших вчера повеселиться славным ливонским воинам. Мало того, что в полной амуниции всё утро проторчали в проклятой деревеньке, дожидаясь, пока сменят подкову рыцарскому коню, так ещё и невыносимая жара с избыточной влажностью. Всё это в совокупности никак не прибавляло настроения. И лишь две девки с соблазнительными формами, захваченные в предыдущей деревеньке, плетущиеся за своими братьями, поддерживая руками наскоро перевязанные в трёх местах верёвками берёзовые жерди, сдавливающие их белёсые шеи, радовали глаза некоторых счастливцев. Волосы, заплетённые в длинные косы, стучали по ягодицам пленниц, и что творилась в воспалённых умах негодяев ― можно было только догадываться. Всякая вещь имеет своё место и назначение. И вполне очевидно, что сострадание не было предназначено для того, чтобы располагаться во вместилище их разума, по крайней мере, у большинства. 'Ничего, ничего, ― рассуждали наёмные кнехты, ― осталось недолго, каких-нибудь семь вёрст и будет позволено всё'. Это в давние времена, когда ещё бытовали хоть какие-то нравы, победители получали право на разграбление. Теперь же, со всеобщим распространением борьбы с иноверием, грабёж дополнялся поощряемым убийством. Каждый умерщвлённый еретик списывал десяток грехов, мешавших со временем очутиться в райских кущах.