Надоевшая

— Поедем, — согласилась я, желая согнать с себя подступившую от необоснованного подозрения панику.

В конце концов, и поругаться с ней, и объяснить Спайку, что он ужасно непоследователен, я смогу и потом, а сейчас мне нестерпимо, эгоистично хотелось отвлечься, забыться и выпасть из кошмара в нормальную жизнь. Ладно, в иллюзию нормальной жизни. Смутную иллюзию. Мне хватит. Все лучше, чем трястись из-за каждого непредвиденного события в своей жизни, опасаясь, что вроде как дружелюбно настроенный и не совсем чужой человек окажется связанным с так и не найденным Агатовым. Да и вообще, паранойю стоило бы приглушить хоть чем-то, а негативные воспоминания «переписать» позитивными. Вот какими-то такими соображениями я и руководствовалась, принимая предложение покататься с человеком, который не так уж и давно расписывал мне, как я ему надоела и какой он меня считает никчемной и бесполезной. Жаль, что я так ярко это помнила, и жаль, что это помешает представить, словно все по-прежнему, а с Денисом я даже не знакома.

В общем, в спайковское жилище я зашла только за коньками, подаренными когда-то им же, да снять водолазку и свитер, поскольку катание предполагало физические усилия, сами по себе оказывающие нехилый согревательный эффект, и дополнительные утепления в виде одежды под курткой были не очень нужны. Только хуже сделают, поскольку я вспотею и в результате получу немалый риск заболеть какой-нибудь пневмонией. А я хотела положительных воспоминаний, счастливых. К которым длительная болезнь никак не относилась.

Сам Белоусов приехал чуть-чуть позже нас в машине отца, и встретил меня почти радостной улыбкой. Одет он был на удивление легко, даже легче, чем Марина, но к его разгильдяйству в этом отношении я была привычной, так что просто улыбнулась в ответ снова облаченному в черное парню. Кстати, свои коньки он искал долго, нудно, и могло бы быть так, что безуспешно, но я вспомнила, что старую обувь он часто складирует на чердаке, и предложила поискать там. Как ни удивительно, я угадала, так что из его дома мы выносили две пары коньков: его черных, и моих бежевых, слегка потрепанных.

И его настроение на самом деле было выше, чем обычно, он даже как будто немного посвежел и больше не выглядел таким усталым. На мои расспросы парень лишь отмалчивался и тепло улыбался, отчаянно напоминая мне своим поведением о старых временах. Что-то его обрадовало, и, судя по тому, что у меня получилось выпытать, пока мы ехали в машине, это что-то не было связано с поимкой Дениса. А жаль, потому что данное событие позволило бы мне разделить его радость и перестать злоупотреблять его гостеприимством. Впрочем, выпытать у Спайка то, о чем он не хотел говорить, всегда было практически невозможно, так что я смирилась с собственным неведением.

На катке, расположенном на изрядно промерзшем городском озере, было на удивление безлюдно. Кроме нас и мамы с маленькой дочкой никого не было видно. Это катание и правда обещало быть похожим на старые добрые времена, когда в декабре мы практически всегда часами молча катались на коньках, а я все время падала и роняла вместе с собой Спайка. То есть чем-то волшебным, веселым и не имеющем отношения к жизни, начавшейся после августа. И разве нужно было еще что-то для того, чтобы немного забыться? Мне — нет. А Спайку — не знаю.

Когда мы приехали, он, как и раньше, помог мне надеть коньки в здании проката, где все обычно и переодевались тоже. Я этого делать никогда не умела: у меня шнурки путались между собой, нога болталась в коньке, и если я шнуровала их сама, то неизменно падала через каждые полметра, утаскивая за собой всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Не знаю уж почему, но я не ожидала, что он вспомнит об этой моей «особенности», однако он даже не дал мне попытаться сделать это самой, пошутив, что не хочет вернуться с катка весь в синяках.

А потом мы катались, наблюдая, как на улице стремительно темнеет, смеялись, вспоминали какие-то забавные случаи из прошлого и, словно сговорившись, не упоминали ничего, что могло напомнить о Денисе и обо всем, что с ним связано. Равно как и о разговоре в заброшенном школьном кабинете. Наверное, это было неправильно и в изрядной степени лицемерно, но вдруг оказалось, что он, как и я, совсем не против ненадолго повернуть время вспять, даром что это было невозможно.

Спайк даже позволял себе жесты, которые можно было назвать как минимум дружескими. Заправлял мне волосы в шапку, когда они из нее выбивались, отряхивал меня от снега, ловил, когда я в очередной раз падала, удерживая на ногах. Словом, вел себя так, словно ничего и никогда не говорил мне такого, от чего хотелось совершить самоубийство. Не говоря уже о том, что он делал, этого ведь тоже словно не было, если судить по его поведению на катке. Это несоответствие вместо того, чтобы радовать, тяготило меня. Постепенно оно все больше и больше портило мне настроение, в какой-то степени даже злило. Нет, я не стала устраивать ему скандал. Слишком уже бессмысленно это было бы. Я просто нарушила давнюю традицию не разговаривать во время таких катаний, заменяя речь мимикой, жестами и смехом.

— Максим, я замерзла и, наверное, не хочу больше кататься, — произнесла я, стараясь никак не дать ему понять, что меня расстроило. Впрочем, зря. Этот человек по-прежнему понимал меня с полуслова, и стоило мне подать голос, как он пристально на меня посмотрел.

— Каштан, объясни мне, что тебе сейчас-то не нравится, а? — раздраженно поинтересовался Спайк, резко на одном коньке разворачиваясь в мою сторону. — И даже не думай отвечать «ничего», ты полчаса уже мою спину взглядом сверлишь!

— Я… просто… — я замялась, — просто неправильно все это. После того, что ты говорил тогда, в классе. Не говоря уже о том, что делал, — сдалась я, не став пытаться сделать хорошую мину при плохой игре.

— Угу, особенно после того, как я дважды спас тебе жизнь, — язвительно заметил парень, отчего мне стало иррационально стыдно за вполне нормальные чувства. — Я повторяюсь: это было необходимо, так поступить. Или ты еще не поняла, что у меня были свои мотивы, м?

— Я… благодарна тебе за то, что ты не дал мне наложить на себя руки, Максим, и уж тем более благодарна, что ты вытащил меня из этих застенок Инквизиции, которые Денис у себя устроил. Только вот воспоминания не сотрешь. Особенно если учесть, что ты не желаешь говорить, что за «свои мотивы» у тебя были, — на удивление взвешенно и честно ответила я, нервно елозя коньком по льду.

— Не желаю, — устало согласился он. — И даже готов признать, что ты в чем-то права. Пошли, сядем в машину. Трепаться, стоя посреди катка, плохая идея.

Я кивнула, и мы быстро скатались до все того же проката, переобулись там в нормальную обувь, кинули коньки в Спайков багажник и сели в машину. После чего Белоусов продолжил говорить так, словно и не прерывался.

— Только вот что ты предлагаешь, м? Оставить тебя одну я не могу нигде, кроме собственного дома, а у меня дома ты сходишь с ума и спишь по три часа в сутки. Какие альтернативы, Влада? — он серьезно смотрел на меня, явно ожидая ответа.

Я вздохнула. Ненавижу самостоятельно решать подобные дилеммы, за меня это всегда делал кто-то другой. Подумав около минуты под пугающе пристальным взглядом парня, я «вынесла вердикт».

— Знаешь, пока ты… не стал поправлять мне шарф и вообще вести себя как раньше, мне было весело. Так что… наверное… тебе стоит просто держать какую-то дистанцию, а в остальном вести себя так, как ты считаешь нужным, — робко предложила я, заикаясь и ожидая в ответ потока свойственного парню сарказма.