Страница 4 из 26
– Не стреляйте, сдаемся… – прозвучало в ответ, и кто-то снова подтолкнул мальчика в спину, давая понять, что следует выползать.
Кирилл не иначе как уже представил себе весь трагизм той ситуации, а генерал продолжал вспоминать.
– Всего десяти минут хватило казакам, чтобы полностью и безжалостно вырубить весь наш добровольческий отряд. В живых остался лишь я и старый рабочий-железнодорожник Николаев, который и спас мне тогда жизнь. Не знаю, с какой именно целью нас оставили в живых, но ближе к вечеру мы уже сидели на каком-то хуторе в небольшом курятнике, а наши победители устроили в хате грандиозную попойку.
Слушая доносившийся до них пьяный смех и ругань, какое-то время охранники кряхтели и, не выдержав, бросили пост и поспешили в ближайшую хату, чтобы принять участие в праздновании своей победы.
Арестованные сидели уже в одном нижнем белье и без обувки, но со связанными за спиной руками.
– Кажись, ушла наша охрана? – произнес рабочий-железнодорожник Николаев. – Подумать только, еще вчера жили люди, и вдруг лежат убитыми в степи. У многих семьи, дети малые остались. А за что, спрашивается, убиваем друг друга? Такое впечатление было, что человек уже нипочем стал. Ну да ладно, выбираться нужно. Сынок, давай попробуй своими молодыми зубками руки мне от пут освободить…
Дважды упрашивать Павла не пришлось. И пока хлопчик возился с тугим узлом, старый рабочий продолжал рассуждать.
– А ты молодец! Я тебя сразу приметил, и безотказный, и совестливый. Последним к трапезе подходишь, да и животину подкармливаешь. Чую, будет из тебя толк, если не расстреляют утром.
– Надеюсь, что не расстреляют, вы свободны, дяденька. Развязывайте меня и будем вместе думать, как нам отсюда выбираться…
Кирилл Карпицкий, стоя у она, слушал продолжение рассказа Судоплатова, сидевшего уже в кресле у камина, где пылали дрова.
– Крохотный лаз, который я нашел, был прорыт не иначе как крысами, чтобы таскать куриные яйца. Пришлось мне тогда попотеть. Через какое-то время я уже смог вылезти, но старый рабочий был мужчиной крупным и уже несколько раз просил меня оставить его и бежать одному. Снаружи мне удалось найти что-то наподобие ржавой кочерги, и ближе к рассвету дыра была уже достаточно широкой, чтобы через нее смог пролезть и мой спаситель.
– И куда же вы пошли? – поинтересовался курсант. – А главное, как вы ночью ориентировались?
– Шли, ориентируясь на телеграфные столбы. Через двое суток на горизонте показался Никополь. И вот тогда я упал. Меня подкосил жар. Шли ведь практически раздетыми, босиком по стылой земле. Тогда-то я понял, что благодаря тому, что не смалодушествовал и не бросил старого путейца одного в том узилище, теперь, даст бог, не сдохну и сам в степи. Так что в Никополь рабочий Николаев внес меня буквально на своих руках.
В пригороде Никополя у колодца стоял небольшой отряд красноармейцев. Поили лошадей. К ним и шел железнодорожник Николаев, держа на руках тело подростка.
– Братцы, дозвольте больного красноармейца на телегу положить? – обратился он к конникам.
– Кто такие? – спросил его один из них.
– Остатки 1-го Мелитопольского рабоче-крестьянского полка, два дня назад бежали из плена… – начал свой ответ Николаев.
– Микола! – вдруг зычно прокричал тот, что задавал вопросы. – Подь сюда, тут твои земляки объявились.
Подошедший красноармеец какое-то время всматривался в лицо подростка.
– Пашка, сукин сын! Сбежал-таки из дома…
– Да не ругать, а спасать надо этого подранка, – заступился за подростка боец Николаев.
– Знамо, что спасать. Это брат мой младший. Мы как раз на Одессу идем, думаю, что к вечеру будем в городе, там сразу же его в больницу определим.
И сам, подхватив безвольное тело брата, понес его к телеге. Николаев всю дорогу шел рядом и, найдя чью-то шинель, прикрыл ею дрожащее тело юноши.
Теперь у камина сидел Кирилл, а генерал стоял у окна, продолжая свой рассказ.
– С крупозным воспалением легких я был оставлен братом в переполненной городской больнице Одессы. Красная армия вновь оставляла город, в который входили французские войска Антанты. А потом все было как в кино. В течение нескольких дней, периодически приходя в сознание, я видел сначала то, как французы выволакивали из постелей больных людей, всего лишь заподозренных в сочувствии к революционерам, а через какой-то отрезок времени уже офицеры Добровольческой армии генерала Деникина искали среди больных раненых красноармейцев… Помню, как один из них остановился у моей постели и долго меня разглядывал. Чудом оказавшийся рядом доктор сообщил офицеру, что это палата для тифозных больных, и тот поспешно ее покинул. Это вмешательство доктора в очередной раз спасло мне жизнь.
– Павел Анатольевич, а вы православный?
– Чем вызван твой интерес, если не секрет? – уточнил у курсанта Судоплатов.
– Так получается, что в начавшейся кровавой мясорубке Гражданской войны не иначе как нечто уже оберегало вас для совершения каких-то иных, а главное, более важных дел.
– Возможно, что вы и правы. Тогда я об этом как-то не думал. Меня в годовалом возрасте окрестили вместе со старшим братом на День святых Кирилла и Павла. Начальное образование включало тогда в себя изучение Ветхого и Нового Завета, а также основ русского языка по той причине, что в царское время преподавание украинского языка в школах запрещалось. Но так как наш священник был украинцем, а я часто играл с его детьми и посещал дом, где и научился говорить на украинском языке. Однако же вернемся к событиям, которые в очередной раз перевернули Одессу.
Когда порт покинул последний пароход интервентов, в городе неожиданно появились партизаны атамана Григорьева. В качестве трофеев им достался бронепоезд и пару танков, которые не успели вывезти французы, плюс ангары, наполненные обмундированием, и склады с продуктами питания. В это время я, уже выписанный из больницы, принимал участие в уличных боях на стороне этих самых партизан, подносил им патроны, перевязывал раненых, а потом, когда сопротивление белых офицеров было сломлено, то помогал тем, что выискивал прятавшихся по подвалам белогвардейцев и выдавал места их нахождения. Поверишь ли, нюх во мне вдруг какой-то проснулся, мог по походке определить белого офицера… Но потом увидел и то, как отряды того же Григорьева начали жуткие по своему насилию еврейские погромы…
Разбившись на группы, «партизаны» Григорьева грабили еврейские магазины, на дверях которых накануне кто-то нарисовал красные кресты. Грабили основательно, у каждой группы была своя телега. Тех из хозяев, которые попытались воспротивиться, убивали на месте. Потом поднимались в жилую часть, где уже грабили семейные ценности и насиловали юных девушек и молодых женщин.
Здесь же на улице, покрытой, как снегом, пухом вспоротых подушек и перин, можно было увидеть странную процессию: несколько десятков человек с портретами царя и иконами, но при этом с красными бантами на груди, сопровождаемые беспризорниками, шли по улице, переступая через трупы.
– Спасибо, детки, что молитесь… – произнесла пожилая женщина, стоявшая рядом с убиенным стариком евреем.
– Бей жидов! – неожиданно рявкнул кто-то из деток, а остальные уже хором подхватили. – Спасай Украину!
Потрясенная женщина стала креститься. В это время один из подростков, подскочив, сорвал с ее груди золотую цепочку с крестиком.