Страница 17 из 20
Детектив раскрывать свою душу не спешил. Не то что душу, а даже содержимое бумаг, лежавших на столе, и то намеревался сохранить в тайне. Он на них даже не смотрел, и это вызывало разные предположения и догадки. Поди угадай, что задумал сыщик. Или открытым текстом намекает, что можно обойтись без протокола и просто «по-приятельски» побеседовать, или дает понять, что информацию по делу давно и до мелочей продумал, выстроил все в логическую цепочку и держит эту цепочку в голове. Другими словами, пытается убедить Ломтя, что у него нет никаких шансов. Берет на понт, как говорят братки. Что ж, хозяин барин. Пусть берет.
Ковалев встал. Расправил плечи, сделал глубокий вдох и оглянулся на окно. Похоже, воздух в кабинете ему не нравился. Не привык еще к тесному закутку, не отвык от рязанского кабинета. Не кабинет, небось, а целые хоромы. С холодильником, с ковром, с кондиционером. Не сравнить с закутком Лешего. Для начальника городского УБОПа такой закуток, конечно, маловат. Несолидный кабинет. Не кабинет, а пердольня. Для одного человека и то тесный, а уж для троих здоровенных мужиков и подавно. На троих здесь можно разве лишь «соображать», а не работать. В такой пердольне может работать только Леший. И мудак же он, кстати. Ведь сколько раз к нему подъезжали уважаемые люди, сколько раз дружбу предлагали, жизнь улучшить, кабинет повыше обеспечить, а он вцепился в свои дурацкие принципы, уперся как баран и ни с места. Так и просидит здесь до самой пенсии. И сам-то хрен с ним, но ведь скольким умным людям палок в колеса понаставит, скольким деловым ребятам судьбы исковеркает. И Ломтю тоже, вот в чем проблема. Неужели не поумнеет?
Детектив открыл форточку, впуская вовнутрь майскую прохладу и городской шум. С площадки перед входом слышались голоса милиционеров, а чуть дальше, с улицы, доносились звуки машин. Касимов жил своей обычной жизнью.
– Красота! – Ковалев вздохнул полной грудью свежий воздух и мечтательно заметил: – Весна, однако. Все цветет, все пахнет. «Опять весна на белом свете, бери шинель, пошли домой…». Никак не вспомню, из какой это песни?
Детектив повернулся от окна, удивив собеседников своим одухотворенным видом. Особенно удивился Черенков. Его непробиваемый и непроницаемый коллега прямо-таки преобразился, засиял, глаза сверкают, губы улыбаются, и сам весь блестит как медный пятак. Не иначе вспомнил про ожидаемое знакомство с красавицей технологом, если про цветочки заговорил. Про Ломтя не забыл бы, лирик хренов.
– Песня так и называется: «Бери шинель, пошли домой», – буркнул Алексей и посмотрел на Ломтя. Тот кивнул, подтвердил:
– Да. Окуджава, по-моему.
Ломоть оказался меломаном. «Работа» обязывала разбираться не только в одежде, обуви и парфюмерии, а и в музыке. Девочки музыку любят. И еще Ломоть был неплохим психологом. По крайней мере, весь этот номер детектива с окном, с восторженными ахами-охами по поводу весны и цветочков, все эти телячьи нежности он просек сразу. Детектив играет на контрастах. Посмотри, мол, арестант Ломоть, какая прекрасная жизнь протекает за стеклом, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и какая безрадостная жизнь ожидает тебя в заключении. Пораскинь, мол, мозгами, подозреваемый Ломоть, используй возможность, скинь пару годиков в приговоре. На психику давит, ментяра, по самому больному месту бьет. Морально сломить хочет, гад. Ломоть сделал вид, что не уловил истинной подоплеки детектива, и молча ждал пояснения о споре. Момента истины. Давай, мент, выкладывай свои козыри, колись насчет адвоката, хотя Ломтя вряд ли удивишь. Ломоть готов к любому раскладу.
Детектив сел на прежнее место на узком диване, поскольку другого попросту не было, и «выложил» свой первый козырь. И, как показалось оппоненту, самый убойный. Ломоть похолодел, хотя и ожидал услышать нечто подобное. Рязанский сыщик явно не желал допустить, чтобы судебный приговор по делу Ломтя уменьшился на пару лет. Такой же упертый, видно, как Леший. Два сапога пара. От одного покоя не было, а от двоих и вовсе житья не станет. Нашли друг друга, мудаки.
– Адвокат тебе не нужен по той простой причине, – твердо сказал детектив, уверенный в своем доводе, – что сможет передать на волю подробности вашей поездки во Владимир.
Вадим замолчал. Посчитал, наверное, что одной этой фразы достаточно, чтобы сутенер признал свое поражение. Однако сутенер не только не признался в проигрыше, но даже не понял, какое отношение та трагическая поездка может иметь к адвокату. Ломоть так и сказал:
– Я не врубаюсь, подполковник, как увязать эти два момента?
И громко при этом хмыкнул. Гнилой, мол, твой довод, начальник. Напрасно стращал бедного Ломтя. Давай, выкладывай что-нибудь посущественней. Если есть что, конечно.
– При том самом, Ломоть, что через адвоката братки узнают подробности ликвидации группы Хвороста.
Брови Ломтя в недоумении поползли наверх. И глаза тоже. Черенкову так и показалось, когда земляк повернулся в его сторону. При этом выразительные глаза сутенера заметно увеличились в размерах. От страха или от удивления. А может, от растерянности.
– При чем тут Хворост, Иваныч? – сутенер почему-то обращался к убоповцу. – При чем тут наша поездка? А вот что убийц нашли, это хорошо. Это справедливо. Молодцы. Хотя ребятам уже ничем не поможешь… Как вспомню, так мороз по коже. Я ведь чудом уцелел, сам до сих пор не могу поверить, что меня спасло колесо. Если б не поломка, лежал бы сейчас на кладбище рядом с ребятами.
Ломоть тяжело вздохнул и перевел взгляд на детектива. Ломоть хотел знать, какая необходимость заставила детектива вернуться к той трагической поездке, о которой две недели назад он сам и рассказал ментам, причем в этом самом кабинете. Разве лишь затем, чтобы сообщить имена убийц? Но зачем Ломтю знать их имена? Незнакомые чужие имена ему все равно абсолютно ничего не скажут.
Ломоть отметил, что в глазах детектива недавней восторженности весенним цветением уже не было, в глазах детектива появилась жесткость. Высказывание сутенера Ковалеву чем-то не понравилось. Причем сильно не понравилось. Психолог Ломоть понял еще одну истину: в задумке детектива нет ни малейшей тени на спор, а есть неуемное желание вывести Ломтя на чистую воду. Прижать к стене, причем на полную катушку, до треска в костях. Спор всего лишь прикрытие, психологический трюк, рассчитанный на установление контакта. Другими словами, на усыпление бдительности Ломтя. Насчет этого мент, конечно, облажался. Усыпить Ломтя можно лишь в прямом смысле, с помощью снотворного, но перехитрить нельзя. Это уж дудки. Хотя надо признать, что запевка у мента получилась, начал он складно. Поглядим, что будет дальше.
А дальше наверняка станет еще круче. По закону подлости.
Детектив вспомнил про бумаги. Взял их со стола, перелистал, то ли выбирая самые важные, то ли освежая в памяти нужные моменты, и со вздохом положил на прежнее место. Алексей насторожился. Кажется, коллега готов был спасовать. Невиданный случай. Даже Ломоть не сразу поверил в такую благосклонность судьбы, ведь цена спора не деньги, не магарыч, а два года тюремной жизни. Очень даже не хило, еще пару таких допросов, и никакой суд не страшен. Кажется, фортуна поворачивается к нему личиком, кажется, Ломоть ей приглянулся.
Широкая ладонь детектива снова легла на стопку бумаг. Тяжело легла, будто придавила. И взгляд тоже стал какой-то тяжелый, ишь, как пристально смотрит, прямо буравит, так и норовит насквозь пронизать. Нелегко, видать, признавать свой проигрыш, тем более в присутствии Лешего. Или замыслил что?
– На сегодня все, – решил детектив и усмехнулся: – Повидались, пообщались – и хватит. Хорошего понемногу. Завтра продолжим. С адвокатом.
Его решение не понравилось обоим собеседникам. Убоповцу не понравилось самовольство коллеги, решившего по своему единоличному велению-хотению отложить важное оперативно-следственное мероприятие. Если работать такими темпами, то сутенер своими познаниями сможет поделиться не раньше Нового года, когда дело вообще можно будет закрыть за давностью срока. Ломтю решение детектива в принципе-то пришлось по душе, о переносе допроса он не возражал, но резанул слух голос, которым сыщик упомянул про адвоката. Ироничный был голос, насмешливый, вызывающий какой-то. Таких посторонних ноток в голосе сыщика никогда прежде не звучало. Гребаный детектив действительно что-то замыслил против беззащитного Ломтя. И какая только нелегкая вынесла этого мудака на его бедную голову. Леший, правда, тоже не подарок, тоже больной на полголовы, но с ним проще, с ним, если уж ситуация совсем прижмет, можно рискнуть и побазарить как с земляком, а с рязанцем лишнего слова не обронишь. Этот малый вообще больной на всю голову, хрен его знает, как отреагирует на дельное предложение.