Страница 38 из 74
Безумный кретин. Он поверил, ПОВЕРИЛ иномирянке! Соблазнился ее прелестями и забыл все, чем его закалили междоусобные войны на Харваде. Нельзя верить никому. А он чуть было не сделал ее своей. Чуть было не назвал своей женщиной, поселив в родном доме. Но она заплатит за это унижение своей кровью. Он насытится ее телом, растопчет, а потом отправит останки на Арканнум, чтобы Мулцибер увидел, что он тоже может быть безжалостным к своим врагам.
И тут же в груди заныло. Мысль о том, что она корчится от боли вызывала такую дикую ярость, что он разбил кулаки о стену в кровь. Никто не посмеет, даже он сам, коснуться ее белоснежного тела, вызывающего у него агонию и хаос в голове. Она сеет безумие в его сознании, заставляет сомневаться даже в непреложных истинах, и Зейн словно горит заживо. Сам ощущает пламя ада, видя мучения иномирянки, ссадины от наручников на ее нежных запястьях. Если бы он только мог, то забрал бы ее боль себе, чтобы никогда не видеть слез в голубых и чистых глазах. Ее глаза… Разве могут так смотреть предательницы?
И снова ударил кулаком в стену, оставляя кровавый след, заставляя бетон посыпаться крошкой. Ее измена доказана, а он как идиот продолжает отыскивать ей оправдания.
Он должен ее казнить. Этого потребуют все подданные без исключения.
Дрянь с подрагивающими светлыми ресницами, словно ей и правда нравилось то, как он касался ее. Всё игра, ложь и дешевая брехня! Все ее слова пропитаны ядом, всосавшимся под кожу. Ему хотелось выть раненым зверем, впиваясь в ее губы, врываясь членом в тело и причинять боль. Такую же, как она сама причинила ему.
А вместо этого, едва только вышел из подвалов, как отправил за Ютой, прислужницей брата. Еще у Вакхов видел, как она смотрела на иномирянку: с заботой, нежностью какой-то. И как только удавалось предательнице вокруг носа обводить его народ, и его самого?
Заскрежетал зубами, пытаясь унять ярость и не вернуться, чтобы высечь ее самому. И вновь понял, что не сможет. Себе скорее руку отрубит, чем ее тронет.
И этот взгляд светлый, невинный, совсем не отражающий суть ее души. Темной, как вечная ночь на Арканууме, доме ее господина. А когда раны на ее нежных руках увидел, чуть не слетел с катушек. Крейг еще долго будет помнить, что значит халатно исполнять его приказы. Если очнется после того, что он с ним сделал.
- Мой повелитель, - служанку привели, и она согнулась в поклоне.
Зейн выдрал сознание из липких мыслей об иномирной предательнице и произнес:
- Домой езжай и привези ей всю одежду. Что будет нужно, докупишь. Это уже из моих средств.
Лицо Юты вытянулось от удивления:
- Но… Мой повелитель, разве Самсара не вернётся в поместье?
Спрашивает, а голос дрожит от страха. И все равно осмеливается, боится за нее.
- Нет, - усмехается Зейн, и женщина бледнеет. – Твоя госпожа теперь здесь будет жить.
- Жить?... – осторожно уточняет Юта, но он понимает, что она имеет в виду.
- Пока да, - сталью в голосе.
- Господин, но что вы собираетесь делать с Самсарой?
Он сам не знал, что собирался с ней сделать.
Но Кодексу он должен был убить ее. Еще утром, когда узнал обо всем, вот только ноющая боль в груди не позволяла ему этого сделать. Заставить ее навсегда закрыть глаза. Больше никогда не чувствовать под пальцами мягкость ее светлых волос. От одной мысли об этом хотелось рвать все кругом.
- Она пленница и будет находиться в темницах.
- Самсара не выживет там долго, - и он удивленно наблюдает за тем, как она на колени перед ним валится, - умоляю вас, отпустите ее! Я сердцем чувствую, что не виновата она! Темницы для нее верная смерть, она слишком хрупкая для нашего мира, и сгинет там среди плесени и болезни!
Сам знал это. Знал и бесился еще больше.
- Не трепи языком, - встал и кулаки сами сжались. – Выполни то, что я сказал и немедленно. Будешь болтать, я и тебя к ней посажу в соседнюю.
Юта побледнела, поднявшись с колен, смотреть на него она больше не осмеливалась. Поклонилась и стала пятится назад.
- Юта, - добавил он, и женщина остановилась. – Возьми с собой лечащую мазь. Твоя госпожа ранена.
Посмотрела на него как-то удивленно, кивнула и вновь попятилась.