Энтузиаст

– Тюрьму? Знаете что? Может вы ещё способны решить свою проблему. Давайте музыка когда снова заиграет – для нас это будет сигналом и мы вас позовём, чтобы вы сами убедились что нет никакой связи между нашим жильцом и вашим шумом? – из последних сил спокойно прозвучало предложение.

– Да не пойду я к вам! Вы меня облапошите! Нет! Ещё раз запищит, и я вызову полицию! Я и так на таблетках из-за непрекращающегося шума вашего! – Уже кричала соседка.

Тут произошло то, что меня, несмотря на всю логичность, удивило. Администратор расплакалась и ушла к себе, на прощание пытаясь всё-таки что-то сказать вразумительно безумной рыжеволосой соседке, а заодно и жалуясь, как сильно недооценивают её собственный администраторский труд. Мы остались с соседкой одни на лестничной клетке. Она смотрела на меня глазами, полными ненависти и страдания, а я перебирал в голове возможные свои реплики. Очень хотелось спросить, точно ли успокоительные она принимает и в каком количестве. Или предложить ей вызвать специалиста, чтобы убедиться, что техника ни при чём, или что это не наша техника.

В голову закрадывалось сомнение, что, может быть она и права. Но, скорее всего, это её собственная техника, потому что я действительно постоянно отсутствую, и больше некому было бы побеспокоить соседку. Я подумал, что лучший выход был бы, наоборот, убедить её, что все мы слышим этот писк, просто остальные, менее чувствительные и умные люди не хотят признаться в этом. Ведь если она правда больна (определённо она больна, чего уж там!), то можно и помирить её с болезнью. С другой стороны и насильное признание правды тоже путь к лечению, хоть и худший.

В итоге, за какие-то полминуты стояния напротив безумных серых стеклянных глаз, источающих ненависть ко мне, пришла лучшая идея, какая только могла прийти. И не сказав вообще ничего, с мыслями, что я не доктор и всё это не по моей части, я ушёл обратно к себе. Странно, но музыку она больше не включала.

Через каких-нибудь четыре часа я стоял на пороге и подбирал в плейере музыку для предстоящей смены, потому что без музыки её было вынести трудно. Это была работа совсем не по мне. Компания, с удовольствием ютившая граждан без регистрации и прописки на окладе не больше одиннадцати тысяч со спрятанными от налогов остальными тринадцатью, выдаваемыми в конвертах, брала на работу только лиц с российским гражданством и специализировалась на бизнес-посылках и перевозках. Притом, никто из присутствующих именно на складе (наверное, кроме начальника смены) не понимал, зачем нам помимо этой информации пытаются «втолкнуть» в головы ещё и всю историю компании, даты, корпоративные праздники и прочую чушь.

Суть моей работы заключалась в том, чтобы наклеить наклейки на целую гору коробок и конвертов, а потом развезти эту гору по положенным местам на складе. И если первые дни я общался с ребятами со смены, то потом уже просто приходил с наушниками в ушах, молча делал что требуется, без энтузиазма, часто некачественно (путал наклейки с адресами) и уходил. Такой образ жизни отнимает многое, если приступать к нему с моими тогдашними мыслями и настроениями. Вот и в этот день всё было как обычно: приветствия, механические телодвижения, обед, механические телодвижения, прощание.

Домой я специально ходил такой дорогой, чтобы ненароком пройти мимо дома, в котором гостевал Павел. Когда у самого за плечами едва набирается хоть парочка интересных историй, а работа представляет собой то, чем я занимаюсь, волей-неволей начинаешь присматриваться к жизни людей, кажущихся более интересными. Иногда и не без зависти.

Сегодня же я увидел то, чего увидеть никак не ожидал.

Несмотря на прохладную погоду, я не изменил своей новой привычке покупать себе завтрак в вагончике с выпечкой напротив дома Павла и неторопливо завтракать пока он выходит по своим делам. Сегодня же он появился с женщиной. Боже, с какой женщиной! Стройная, маленького роста, но безупречно сложенная, темноволосая и яркая. Хотя я могу догадаться, кого примерно вы представляете себе в этот момент, но, боюсь, что вы представили не то. Она была невероятно яркой обладательницей совершенно нетипичной внешности. Чётко прослеживалось в чертах лица и цвете кожи что-то южное, однако оно было так мастерски перемешано природой с прочими чертами, что я даже не знаю, как какой породе причислить эту диковинку. Одно можно сказать точно, эта парочка друг друга стоила.

Павел был одет в пальто и строгий костюм, а она, напротив, выряжена как лучшие представители некоторых субкультур: в абсолютно безвкусные тряпки, с потрясающим вкусом сложенные в такую же яркую, редкую и манящую картинку, которой является и всё остальное в этой девушке. Павел был ужасно напряжён, но иногда, в процессе их разговора, он улыбался какой-то невероятно грустной улыбкой, словно пропитанной памятью. Девушка тоже была не очень весела, их разговор был размерен и тих. Иногда она смотрела на него глазами, полными воспоминаний и даже мимолётной надежды, но потом снова отстранялась и грустнела. Я почти был уверен, что знал кто передо мной. И, простите за неэтичный поступок, но стал подслушивать.

– …как на девятое мая тогда. Помнишь? – глядя в пол, говорил Павел. Девушка отвернулась в сторону и глаза её намокли.

– Мне не забыть тот день. Как бы ни хотелось.

– Так как ты оказалась здесь? Меньше всего на свете я ожидал встретить тебя снова. И, тем более, что ты сама меня отыщешь. Я даже забыл на пороге, что мне нельзя тебя обнять. – Павел улыбнулся, но улыбка его пахнула мимолётным желанием суицида.

– Меня депортировали… - начала было девушка.

– Как? За что?

– Сложно сказать. Я вообще не понимаю, что творится теперь в мире. Просто вдруг нашу семью и ещё несколько десятков семей в нашем городке депортировали. Кого-то по политическим причинам, кого-то по подозрениям разного рода. Нам вообще ничего не объяснили…