Энтузиаст

            Самовыражение моряка требовало ответа, как любое самовыражение на свете, а Павел думал о том, как забавно устроено в мире, что самые бессмысленные реплики людей требуют реакции, когда на самое главное мы отвечаем молчанием и устремлённым в никуда взглядом мечтателя, или же пропускаем мимо ушей, ведь нам в очередной раз некогда подумать. О Боге, или о том, есть ли Он вообще. Или о жизни. Или о мире. О смысле всего этого, о том, что огромный мир, застыв, смотрит на бегущего на работу червяка, горделивая мысль которого пронзает созвездия, словно бусины и думает «Какого чёрта!». 

Парни дошли до Дворцовой, Борис взялся за фотоаппарат, затем за живот и убежал в сторону платной будки. А Павел присел на стул ближайшего кафе, между гигантскими прекрасными стенами с одной стороны и деревьями – с другой.

Вокруг царил шум. Шум генератора у палатки продавщицы, шум тысячи криков, смех, тормозящие и сигналящие машины, – воздух буквально кипел от шума и света. Прямо перед Павлом предстал прекрасный вид на площадь, на колонну, на арку, но он смотрел не на них. Он смотрел в небо и почему-то ощущал внутри себя другую, заглушающую всё вокруг, перебивающую шум тишину. Тёмное небо, молчаливое и великое смотрело в этот миг именно на Павла, своим единственным ночным глазом белоликой Луны, сквозь изредка заслоняющие её веточки парковых деревьев.

«Хоть бы моряк подольше не выходил» – плотнее укутавшись в пальто, подумал Павел. Внезапно наступившая от небесного взгляда тишина в душе пробудила в Павле новую мысль, посеянную когда-то давно кем-то и внезапно разросшуюся, расцветшую в полную силу сейчас. Он думал о том, что всё это неважно и не нужно. Все эти здания, это опьянение красоты, изящество каменных форм, шум людей, – всё это излишне. Бывают такие собеседники, которые, словно ветряная мельница – откуда бы ветер не дул, всё равно всё сведут на себя. Здесь говорили Человек и Природа, и Павел ощутил, насколько Природе надоела эта беседа.

Следующий час прошёл на палубе, среди полупьяной команды, втихаря глушащей водку из огурца в кают-компании, среди англоязычных туристов и моряка, искренне недовольного поездкой. Размытые фотографии, громкая музыка и пояснения экскурсовода – что может быть лучше, чтобы забыться? Ветер морозил, коньяк грел, в голове образовывался конденсат.

«Воздуха! Больше воздуха!» – носилась единственная внятная мысль.

– Может быть, выберемся на окраину? – спросил Павел у моряка.

– Ты что, упал? Время-то видел сейчас сколько? – лицо Бориса резко менялось от довольного и улыбающегося до напряжённого, злого и озадаченного и наоборот – Как ты добираться-то туда собрался?

– Душно, не могу. Душно от всего…

– В смысле? – лицо Бориса вновь стало озадаченным.

«От тебя, от людей, от стен, от вывесок и шлюх, от лжи, от асфальта, скрывающего гнилые трубы, хотя и Слава Богу что они гнилые, иначе бы мы давно закатали всё в удобные дороги и лестницы и превратились в до блеска вылизанный могильник» – в мыслях перебирал Павел, но сказал только:

– Душно стало. Погода.

«И коньяк» – мысленно добавил Борис.

4.

Ребята стояли на берегу и молча смотрели в чёрную воду. Вода не отвечала мерным плеском на движения душ, не впитывала печали и радости, не понимала. Сегодня она была какой-то чужой и неприветливой, но Павла всё равно от её вида тянуло к стихам.

«Мне страшно быть наедине с собой,

 Ведь я не лучший в мире собеседник.

 Мне проще быть с пустой и пьяной головой...

 Когда уже настанет понедельник?

 Когда уже увидимся с тобой?

 Не думать... Завтра снова в круговерть.

 Пусть даже боги сменят мир войной,

 Не думать... А иначе - смерть»

 – тихо, почти шёпотом прочитал он. Борис не перебивал, даже не обернулся, а всё также молча смотрел вниз на воду. Вокруг было очень спокойно: шаги, песни птиц и гул моторов словно покинули этот мир навсегда.

- Ты это сам сочинил? – Спросил, наконец, Борис.

- Да, сам. Я иногда пробую сочинять, но выходит одна чепуха.

- Ну почему же чепуха? – Борис повернулся спиной к воде и уставился куда-то поверх домов. – Очень даже неплохо. А о ком это?

- Да была одна история, но ничего. Уже закончилась. – Павел плюнул в воду и тоже отвернулся.

- Ничего. Пройдёт время и всё станет только воспоминанием. Не больным, а таким… спокойным, знаешь? Словно это было в кино, а не с тобой.

В таком состоянии все становятся философами, даже выдающими время от времени недурные мысли, хотя чаще всего несвежие. Борис был прав – пройдёт время… Но, на самом деле, оно ещё не прошло. История ещё не окончена, и сейчас тот случай, когда принято говорить «шло время…».

Шло время. Время – одно из самых гениальных изобретений божественной природы. Время – это река, омывающая наши души и очищающая нас от греха. Неважно, нет у него конца или его конец – начало; оно всё исправляет, всё приводит в совершенство. Некоторые люди почувствовали, как оно пропитано смертью, но в таком случае нет ничего лучше смерти, ведь в ней содержатся лучшие из прожитых нами мгновений.

Многим людям не нравится, как я наблюдаю за ними и их жизнью, особенно если они знают, что их истории могут оказаться на бумаге, а потом и на всеобщем обозрении. Но куда больше народу ни о чём не подозревают. Как и наши герои не подозревали сейчас, что я стоял совсем рядом; не видели как, кутаясь в старую кожанку и пряча голову в капюшон, якобы погружённый в свои мысли и в переписку на телефоне, внимательно их слушал.