Страница 71 из 86
– Слушай! – приказала она голосом, который звенел и множился, словно эхо в пещере. – Слушай внимательно и запоминай! Сильнейшие уходят безвозвратно, слабейшие приспосабливаются, но остаются. Я сильнее тебя и потому достойна уйти. Страха нет. Дух бесстрашен и бессмертен, и потому страха нет. Нет границ. Нет правил. Страх пожирает твой дух. Отправляйся на поиски. Найди то, что искал или нет, а затем приходи меня навестить.
Затем её силуэт плавно потускнел, преобразился в прозрачную дымку и растворился в ночной мгле. Сестра исчезла, и вместе с её исчезновением я почувствовал такую сладкую лёгкость, что тут же крепко уснул.
Наутро мне стало гораздо лучше: легче дышалось и дико хотелось есть. Я смог связно изъясниться и даже попытался встать с постели. Отец суетился между мальчишеской детской и коридором и проведывал меня с завидной частотой. Мать же нежно гладила по лбу и кормила с ложечки. Она что–то бормотала себе под нос и выглядела бледной и измученной. Я страстно хотел поделиться новостью о ночном визите, так как эмоции нарастали и переполняли меня через край и, казалось, я готов был вот–вот лопнуть, словно воздушный шарик. Но я только мямлил и не решался никак рассказать. Однако детская непосредственность одолела меня, в конечном счёте, и вырвалась наружу.
– Мама, ко мне в комнату этой ночью приходила сестра, но выглядела она по–другому и говорила странные, совсем непонятные вещи.
– Не неси околёсицу! – вспылила мать, но осеклась и сжала край платья. – Она болеет и никуда не выходит.
Тогда я совершенно не понял, как трудно было моей бедной матери сдерживать слёзы.
Я пошёл на поправку удивительно быстро, и когда от внезапной заразы не осталось и следа, я узнал печальную весть – мой близнец, моя плоть и кровь, моя половина скончалась от той самой болезни, которая меня не взяла. И вот что странно, и чего я не могу объяснить и по сей день: сестры не стало ровно за три дня до того, как она ко мне приходила.
Мой пожилой господин уставился в стену пустым стеклянным взглядом.
– Куколка, если бы кто–нибудь мог знать, как я винил себя тогда в произошедшем, как проклинал себя и как просил, в сердцах, поменяться с ней местами. С тех пор в моей душе поселилось неизмеримое неугомонное чувство вины. Не тронь я тогда ту злосчастную заморскую куклу, ничего бы и не случилось. И это чувство вины я пронёс через всю жизнь, а жизнь я прожил насыщенную, неприлично долгую за нас двоих. Я долгие годы пытался понять, что она тогда хотела мне сказать, но так и не уловил сути, уж больно мне сестринские слова казались бессмысленными. Я всеми силами гнал страх, бывало, даже намеренно ввязывался в опасные авантюры только для того, чтоб проверить, на что горазд и как далеко могу зайти. Меня не покидало тревожное чувство, что сестра застряла где–то из–за моего поступка и не могла больше путешествовать в своих снах. Потому в память о ней я и вожусь со сломанными игрушками. Может быть, хотя бы так, в искуплении, я смогу помочь ей продолжить путешествие.
– Какая же жуткая история, – пронеслось у меня в голове. – Но дело Вы совершаете благое. Мы как пластины: что хозяйские истории на нас начертают, то мы и несём дальше.
Однообразной чередой проходили дни, месяцы, годы. Я продолжала сидеть на рабочем столе, наблюдая, как мой забавный старичок возрождает игрушки в прискорбнейшем состоянии к жизни. До меня руки не доходили, оно и понятно – строгая очередь.
Но как–то вздумалось моему пожилому владельцу жениться. Старческая прихоть, да и неустанное человеческое желание быть любимым, неподвластное возрасту и общественным предрассудкам. Только выбор невесты оказался неожиданным.
Как–то, будучи в очередной деловой поездке, мой хозяин встретил одну юную смазливую особу и привёз её домой. Он был так очарован и окрылён, что привёл её в святую святых – в тайную мастерскую. Там я её и увидела. Он, с юношеским запалом, рассказывал о своих страстях и с гордостью показывал коллекцию. Вероятно, она значила для него слишком много, и он подпустил её близко к сердцу и к кошельку.
Девица была стройна, высока и ухожена. Она мурлыкала, словно пушистая кошка, поддакивала супругу во всём и скромно потупляла взгляд. Но, как говорится "в тихом омуте черти водятся". И её старания примерить чужое лицо выглядели крайне фальшиво. Да и о какой светлой любви могла идти речь, если невеста годилась чуть ли не в правнучки жениху. Её пылкая любовь к солидным денежным средствам превозмогала всё, даже отвращение к прикосновениям дряхлого возлюбленного. А истинная гримаса хищной целеустремлённой натуры то и дело проскальзывала на долю секунды, и казалось, стройным гибким телом овладевала совершенно другая, подавленная и придушенная личность.
Ничего удивительного. В любом возрасте людей преследует жгучее, простое и такое человеческое желание любить и быть любимыми. Что же касалось огромной разницы в возрасте, в восприятии, в интересах, то тут каждый должен понимать, что за молодость и красоту надо платить крупными купюрами, орошая неравный брак золотом, словно только что посаженное деревце. И каждый в таких отношениях преследует свой собственный интерес: телесная свежесть или лучшие условия жизни.
Было ещё нечто особо яркое. Невеста и вправду олицетворяла дух женщин нового времени. Она так же неистово стремилась к свободе и комфорту, как и моя прежняя госпожа, но шла путём меньшего сопротивления. И юбка была короче, и кожа бархатней, и ресницы длиннее, но в голове царило только одно желание – достичь личного благосостояния легчайшим, простейшим способом.