Страница 69 из 86
– Ну, что же, не всё ли равно, где быть, – подумала я. – В старом замусоленном кресле, на голубином чердаке, в гостиной на комоде под вечное жужжание вещательной коробки или в бесконечно заполняющемся ящике с крупной надписью "очередь".
Кустарная реставрация с помощью лучших новомодных техник и инструментов кипела и бурлила примерно раз в неделю. Потому этот процесс тянулся годами. И хотя мой новый владелец преклонных лет мог с лёгкостью нанять с десяток умелых мастеров кукольных дел себе в подмастерья, он этого принципиально не делал, так как не доверял своих подопечных никому в руки. Он относился к нам, игрушкам, с почтением и особым вниманием, и разговаривал с нами, как с живыми. Да и к тому же его навязчивое увлечение должно было оставаться в тайне, ведь не пристало солидному достопочтенному господину возиться с детской утварью. Раскройся этот маленький секрет, и всё могло бы обернуться плачевно для коллекционера–дельца, знающего толк в редких ценностях. Мой пожилой хозяин славился в узких кругах неслыханным профессионализмом, зорким намётанным глазом и точностью мышления и почитался, как знаток своего дела с изысканным вкусом.
Старичок оторвался от увлекательной работы, ссутулился и обратился ко мне:
– И долго ты мне спину сверлить собираешься? Глаза–то давно вынуты, а взгляд такой пронзительный, так чувствуется, что аж мурашки по коже. Невозможно работать!
Он достал меня из коробки и усадил на стол. Тут же донёсся возмущённый гул моих горемычных соседей:
– Нахалка! Куда без очереди полезла?! Полежать ей тут с моё среди чужих останков, вся спесь бы сбилась! Губки размалёванные, бантиком сложенные, так думает, что особенная! Выскочка помойная и безродная!
Меня ничуть не оскорбил вал гнусных и беспочвенных обвинений. Этих несчастных вполне можно было понять, некоторым и вовсе на долю выпало больше мытарств, однако что поделать, если шаловливая рука слепого выбора указала на меня? Нужно принять этот подарок с гордостью и с благодарностью выслушать очередную историю. К сожалению, я твёрдо укоренилась в мысли, что те, кто попали в тот ящик первыми и находились на самом дне, никогда уже оттуда не выберутся.
Мой пожилой господин осмотрел меня повторно, точно, с жадной пытливостью подростка, и одобрительно кивнул:
– Тонкая работа, чувствуется любовь и преданность делу, однако утерянные "спящие" глазки – просто преступление против красоты, одним словом – варварство!
– Отнюдь никакое это не варварство, – возразила я. – А добровольная жертва на благое деяние.
– Помнится, знавал я одного мастера кукольных дел – маг и кудесник, – окунулся в воспоминая о былых временах мой пожилой владелец. – Созданием игрушек он занялся уже в преклонных годах, а в подмастерьях его сын подсоблял. Помню, как сейчас, парнишка тот странный был, всё с умершей в юности сестрой беседовал, нелюдимый и замкнутый, а отец и вовсе мастак был к бутылке прикладываться, но, тем не менее, чертяки, что творили, как творили! Каждая кукла – произведение искусства! До войны прославились на всю страну и за её пределами, а после тех тяжёлых лет их и след простыл, будто никогда и не существовали. То ли сгинули, то ли сбежали, а вот куклы их до сих пор по свету путешествуют. Во времена мирной жизни эта парочка как сыр в масле каталась, заказов было немеряно, деньги ручьём текли, а счастья они так и не познали.
– Отец мой! Брат мой! – вихрем пронеслись их образы в моей голове. – Мои одарённые... Мои одинокие...
– Легенда бытовала, что в одной из кукол, слепленной по образу и подобию безвременно усопшей дочери, было скрыто три сокровища – приданное, которое Мастер готовил юной невесте. Только, поди теперь разбери, какая из кукол походила на девочку, от которой не сохранилось, ни портрета, ни волоска. Благодаря романтичной легенде с лёгкими нотками тоски и надежды, их куклы и получили невероятный успех и признание.
– Два драгоценных самоцвета и жемчужина, – подтвердила я.
– Так и охотятся, по сей день, кукольники всего мира за клеймёными куклами мастера. Что творится среди коллекционеров, словами не передать – ажиотаж и волнение, только слушок пройдёт, что где–то очередная кукла объявилась. А само клеймо – отдельный разговор. Вот уж отдать должное нужно чьей–то фантазии и смелости! Клеймо–то это имеет очертание серьги, что в гроб дочери положили. Что же касается моей неутомимой страсти к игрушкам, – задумчиво протянул старичок. – То есть тут одна странная история, не дающая мне покоя вот уж больше полувека. Словно неуловимая, невидимая нить события давно минувших дней сопровождают меня всю мою жизнь. Думаю, многие кукольники собирают и копят свои трофеи, пытаясь сохранить связь с детством или какими–то детскими воспоминаниями. У нас, у кукольников, есть своего рода тайный негласный союз – закрытое общество строжайшей секретности и вот, что я тебе скажу, куколка, все мы крайне одинокие, хоть и успешные люди. А что с игрушек взять–то? Они нас слушают и слышат, не требуя внимания и навязчивой опеки, не предъявляя претензий. Они не укоряют, если мы не соответствуем их ожиданиям, не осуждают и не принуждают к тому, чего мы не желаем. И какой бы кукольник ни был признанный в обществе, только в тайных игровых комнатах он по–настоящему чувствует себя на своём месте, спокойно, даже блаженно. А вся эта утварь, все эти золочёные канделябры, усеянные редкими самоцветами, сервизы, картины маститых художников – весь хлам, канувший в Лету и случайно обнаруженный, для меня – выгодное вложение капитала, успешные лоты на хвастливых аукционах сильнейших мира сего бездельников. Одним словом – хлеб насущный и сливочное масло высочайшей категории, которыми праздный старик проплачивает свои маленькие маразматические прихоти.