Страница 66 из 86
Открыв глаза, я первым делом спросила моего спасителя, что стало с мамой, невольно давшей волю порыву чувств. Но он не знал. Больше мы об этом не говорили и через какое–то время решились бежать. В то время за определённую, довольно солидную и по нынешним меркам плату проводники собирали группы желающих рискнуть. Никто не давал никаких гарантий, но выбора не было. Мы пытались перебраться через мост: мой опекун, я, молодая супружеская пара и беременная женщина с двумя маленькими дочерьми, да проводник. Нас обстреляли. Мой спутник и влюблённые так и не достигли спасительной стороны моста. Оставшиеся в живых бежали без оглядки, не помня, кем мы были, кто мы есть и кем могли бы стать. И только спустя время, оказавшись в относительной безопасности, я поняла, что ранена. Но мне снова повезло, и рана оказалась пустяковой.
Пережив столь душераздирающий жизненный перелом, мы сильно сплотились с той многодетной матерью. Я сама была ребёнком и стала ей почти четвёртой дочерью. Потом мы жили много лет по соседству и часто вспоминали всё, что с нами произошло. Казалось бы, тяжёлый недуг и сплошная фатальность, терзавшие меня не единожды, спасли мне жизнь. Болезнь укутала меня в призрачный саван раньше, чем мне полагалось, тем самым сохранив мою жизнь.
Поначалу мы поселились в одном небольшом городке, ещё более маленьком, чем был наш родной. Я взрослела, заново постигала азы мирной жизни. Затем получила должное образование: к счастью, моя семья дала мне крепкие базовые знания, так что это не составило особого труда. К тому же к таким, как мы было особое отношение, как к диковинкам, уцелевшим в акульей пасти. А после люди начинали потихоньку забывать то тревожное время, и с нас требовалось даже больше, ведь однажды мы почти пришли из ниоткуда.
Я жила самой обычной жизнью, работала учителем литературы в старших классах, уважаема коллегами и любима учениками. Была замужем, но брачная жизнь не сложилась из–за отголосков пережитого и глубоко скрытой печати траура. Супруг чувствовал мою печаль и неспособность её побороть, и это слишком тормозило его, не давало раскрыться, и потому мы разошлись. Болезнь моя, к слову, так и не отступила полностью, но при строгой диете и правильном приёме медикаментов, не доставляет неудобств.
Затем, пережив кризис среднего возраста, я бросила всё и отравилась на поиски покоя к Земле Обетованной, где и живу до сих пор. Невероятно, но поначалу здесь ничего не было, только пески и пустынные ветры, а сейчас возводятся города, разбиваются парки, только трава очень жёсткая, будто ненастоящая. Я не чувствую тепла, как в родном доме, но ощущаю себя в безопасности, и этим довольна.
Я часто вспоминаю свою мостовую попутчицу. Она оказалась удивительной женщиной и достойна отдельного листа в письме. Она осталась вдовой с тремя маленькими дочерьми, одна из которых едва родилась на свет, только мы достигли безопасного убежища, словно малышка терпеливо дожидалась, когда её мама сможет передохнуть и успокоиться. Моя подруга была мелкокостной, очень хрупкой на вид, как фарфоровая статуэтка и ссутулилась от постоянной работы, но, несмотря на обманчивый внешний вид, оказалась невероятно выносливой и сильной духом. Она крутилась целый день на ногах, как заводная игрушка, и успевала так много: украшать дом, помогать мне, растить детей и осуществлять свою давнюю мечту – магазинчик сладостей и печённых сдобных зверушек. Мы сблизились и стали почти роднёй. Я узнала историю её жизни, печали и радости, о том, что её старшая дочь приходится ей племянницей, а средняя – спасённым подкидышем, младшая же родилась точной копией мужа, чему она безумно радовалась. Он был достойным человеком, и она хотела оставить о нём что–то на память. Воспитывая стремительно растущую ребятню, она работала, не покладая рук и, в конце концов, выкупила маленький процветающий магазинчик сладостей, тем самым обеспечив своей семье достойную жизнь. Спустя двенадцать лет в её жизнь внезапно ворвался высокий темноглазый и темноволосый мужчина. Он оказался отцом той спасённой девочки–подкидыша, ставшей в итоге родной и любимой абсолютно чужой женщине. К слову, девочка росла замкнутой, тихой и нелюдимой, на что, вероятно, оказало влияние смутное время, проведённое в чулане. Девочка была невероятно смышлёной и не по годам сообразительной, всё время просиживала над книжками: сначала зачитывалась сказками, затем детективами, а после увлеклась учебниками по орнитологии, впоследствии став дипломированным орнитологом и преподавателем в местном университете. Племянница же разделила интересы своей тёти и работала во славу затейливой выпечки с большим усердием, прилагая все силы для процветания семейного дела. Младшая дочь рано вступила в брак и посвятила себя мужу, детям, семейному очагу и рукоделию. Знал бы ты, мой друг, какие славные портретные гобелены она вышивала! Один я даже привезла с собой и повесила в гостиной, настолько он красиво и тонко исполнен. Моя подруга никогда не скрывала происхождение девочек от них самих, прививая гордость и чувство собственного достоинства к тому, кем они были. Она не настаивала называть себя матерью, но они всё равно так её называли и любили сильнее, чем могли бы любить собственных матерей. Тем временем случайный гость, одинокий и потерянный, не спешил покидать эту семью, да и мужская рука в нашем бабьем царстве была крайне кстати, а нечаянно объявившийся отец с огромным удовольствием остался помогать в магазинчике и поднимать девочек на ноги. А через несколько лет он и хозяйка дома осознали, что пропитались по отношению к друг другу глубокой, искренней, но поздней любовью. Они поженились. И вот однажды моя подруга призналась, что до сего момента, перегруженная хлопотами о заработке и защите девочек, не знала, что такое настоящая любовь и не обращала внимания на сердечные перипетии. И та единственная привязанность, которую она испытала в юности, показалась ей детским наивным эгоизмом. Только пройдя весь этот тернистый путь и дожив до зрелости, она в полной мере ощутила чувство безусловной беспритязательный любви, которое описывали в книгах и воспевали в песнях во все времена.