Оракул

Следующим вечером за металлической серой дверью меня встретила пахнущая плесенью темная лестница. На первом этаже все двери были заколочены, я поднялся на второй, где увидел небольшую перепалку. Одетый в мышиную форму полицейский из вневедомственной охраны мягко, но очень настойчиво выталкивал из входа в помещение кучерявого толстяка в смешном клетчатом костюме.

– Вы же знаете, вам сюда нельзя, – пропыхтел полицейский, пытаясь выпихнуть толстяка на лестничную клетку.

Последний потерял равновесие и налетел задом на меня. Я его слегка поддержал, не дав упасть.

Он снова ринулся вперед:

– Ты знаешь, с кем говоришь, козел? – Я это помещение еще в 1992 году у Моссовета под клуб выбил. Узнаю, где живешь – сожгу твой дом.

Громила полицейский сложил руки с внушительными кулаками на груди, дав понять, что крики и угрозы на него не действуют.

– Вы по какому вопросу? – перевел он свой взгляд на меня.

– Пришел забыть о боли, – ответил я.

Полицейский сделал лицо еще более непроницаемым:

– Здесь частный клуб телепутешественников «Третий путь». Если вы с болью, вам в больницу.

В это момент в клуб зашли несколько человек, они обменялись кивками.

«Вот ведь скотина этот Хазин», – подумал я, соображая, как попасть внутрь.

– А как можно вступить в клуб? – зашел я прямо в лоб.

– До конца года запись закончена, – сказал полицейский и закрыл передо мной массивную железную дверь. Щелкнул замок. Я обратил внимание, что на двери нет ручки, звонка, замочной скважины или глазка.

Все это было очень странным. Клетчатый толстяк дожидался меня внизу.

– Не подумайте, что у меня есть дурная привычка подслушивать, но я стал невольным свидетелем вашего разговора с охранником, – сказал он. Затем протянул мне руку, представился Эдуардом Денисенко и предложил переговорить в кафе неподалеку.

 

Официант спросил, что мы будем пить. Толстяк заказал графин водки и квасу, дав понять, что выбор сделан.

Было видно, что в этом заведении его хорошо знают.

Он благодушно улыбался в ожидании напитков.

Я тоже спокойно сидел, поглядывая на него и улыбаясь. Официант появился минуты через три, и мы выпили без тоста. Закусив огурцом и все так же благодушно глядя на меня, он спросил:

– Так какого черта тебе надо в этом «Третьем пути»?

Я слегка опешил от такого обращения и подумал, что ранее придуманная легенда с этим типом не прокатит.

– Ищу одного человека, – прямо сказал я.

– Кого?

– Сергея Бутакова.

Он чуть не подавился огурцом. Затем налил еще по одной и спросил уже серьезным голосом:

– Можно узнать, для чего?

– Собираю о нем информацию.

Толстяк закивал головой:

– Я сразу подумал, что ты из репортеров.

Я не стал его разочаровывать. Мы выпили еще по одной и Денисенко опять замолчал, уставившись на меня прищуренными глазами.

– Брось это дело, парень, – сказал он. – Ты не найдешь этого человека, его там нет. Даже если бы он там был – он слишком крупная рыба для тебя.

– Может быть, кто‑то расскажет мне о нем?

Денисенко задумался, налил только себе, выпил, крякнул и, смахнув выступившую слезу, прошептал:

– Кто знает Бутакова, не говорит о нем, кто рассказывает о Бутакове, не знает его. К тому же практически никто не видел его без маски.

Толстяк явно был не в себе. Я подумал, что они все в этом клубе какие‑то сумасшедшие. Возможно, в секте очень жестко промывают мозги.

– Как же мне подготовить материал о нем? – спросил я.

– Самое глупое для тебя – это попытаться прийти туда еще раз. Фраза «Пришел забыть о боли» означает «Внимание, чужак». Теперь они знают тебя в лицо, соваться в клуб не в твоих интересах.

– Мой клиент снабдил меня кое‑какими ресурсами, – сказал я.

– Деньги могут помочь далеко не всегда, – парировал он и достал пачку сигарет из внутреннего кармана. Я почувствовал, как в нем что‑то изменилось. Очень медленными движениями он достал из пачки сигарету, вставил ее в рот, вынул из коробка спичку, чиркнул о коробок, и медленно раскурил сигарету. Мне показалось, что я попал в замедленную съемку. Дым неспешно выползал из ноздрей толстяка. При этом он максимально придвинулся вперед и как‑то загадочно улыбался. Я осознал, что восприятие меняется и я отчетливо вижу каждую пору кожи на лице Эдуарда. В какое‑то мгновение наши взгляды встретились. Я увидел, как его зрачок резко и неестественно сузился буквально до размера точки, а потом медленно вернулся назад к нормальному размеру. «Он одурманил меня водкой», – очень медленно проплыла в голове мысль. Внезапно лицо Эдуарда скривилось в мерзкой гримасе. Он опасливо откинулся назад, словно я был смертельно заразен или на моей груди сидела кобра.