Страница 3 из 52
С самого раннего детства отец учил меня убивать, уничтожать, добиваться того, что необходимо, он учил меня быть воином. На каждое день рождения Валентин дарил мне оружие, с которым я был един. Я уверено брал его в руки, и каждый день показывал своё умение им управлять.
— Хорошо, очень хорошо. Молодец, — хвалил Валентин. — Джослин, из нашего сына выйдет настоящий воин, — повернувшись к ней, сказал он.
— Да, конечно, — вяло ответила она.
— Джонатан, — отец подошёл ко мне и сел на корточки. — Сегодня у тебя день рождения, я принёс тебе подарок.
— Какой? — поинтересовался я.
— Сейчас увидишь. Подожди здесь, я скоро вернусь, — сказал он и пошёл в дом.
— Хорошо, — ответил я тихо.
Пока Валентина не было, я взял меч в руки и начал тренироваться. Заметив, что Джослин смотрит на меня, я прекратил бой и сел на лавочку, возле неё.
— Мама, с тобой все хорошо? — спросил я, видя, что она очень вялая и совсем не улыбается.
— Да, все хорошо, — неубедительно ответила она, не поднимая на меня взгляд.
— Точно?
— Джонатан, — начала она и подняла свои зелёные глаза. Она повела рукой по моим волосам. — Запомни одну вещь. Воин — это не только храбрый, смелый и сильный человек. В нем должна быть не только жестокость, но и любовь. Воин должен защищать, не уничтожать. Помни это, — закончила она и поцеловала меня в макушку.
— Джонатан, — послышался голос отца. Повернувшись, я увидел на его руке сокола.
Птица тёмная, с черноватой головой с узким светлым сизым поперечным рисунком на спине и крыльях сидела на папиной руке. На затылке и задней стороне её шеи красовались рыжеватые пестрины. Темные и яркие, обычно с сильно развитыми рыжими каймами перьев украшали крылья птицы.
— Научи его подчиняться, слушать и служить тебе, — наставлял отец.
— Хорошо, отец, спасибо.
Валентин передал мне сокола, который уверенно сел на мою руку.
Весь день я обучал сокола слушаться меня, что птица делала с небольшой охотой. Сначала мне пришлось надевать на него шляпу, чтобы он ничего не видел. Но и то ненадолго. Сокол привык ко мне за считанные секунды. Мы стали едины, он чувствовал опасность, и когда это было необходимо, защищал меня словно мой парабатай.
На следующий день я показал всю проделанную работу своему отцу. Он меня похвалил, он был горд мною. На удивление, похвалу я услышал и от Джослин. Вчера вечером Валентин дал ей какое-то зелье, сказал, что ей это поможет и, как видимо, помогло. Она была веселее прежнего, всегда улыбалась и общалась со мной больше обычного.
***
На пятый день после моего дня рождения Валентин на целый день ушёл по поручению Конклава, куда именно, не сказал.
Весь день я обучался борьбе и ходил на охоту со своим соколом. Джослин всегда была рядом и присматривала за мной.
Когда наступила ночь, она согласилась почитать мне перед сном. Это были не сказки, которые обычно читали малышам, это были книги обучающие власти, силе и жестокости.
Для лучшего представления борьбы я закрыл глаза, как и советовал мне отец. Джослин наверняка подумала, что я уснул, и перестала читать. Я и впрямь устал за день и поэтому не просил читать дальше, и не открывал глаза.
— Мальчик мой, если бы я только знала, я бы никогда не позволила Валентину такое сделать, — начала она жалким голосом. Не открывая глаза, я почувствовал, что она плачет. — Я не хочу тебя бросать, но я должна защитить ребёнка, которому грозит опасность, если я не уйду, — продолжала она, поглаживая меня по голове. — Прости, я не смогу тебе помочь, уже слишком поздно, — снова появились слезы. — Когда ты вырастешь, ты будешь настоящим воином, лучшим. Но помни, что я тебе говорила «Даже воин способен любить». Мальчик мой, сын мой, солнышко моё, я тебя очень люблю, я всегда буду рядом, несмотря ни на что. Когда ты вырастешь, то поймёшь меня, и если сможешь, простишь. Прости, я не смогу тебе помочь… — закончила она, поцеловала меня в макушку и тихо сказала: — Я люблю тебя. Прости меня, Джонатан, мне очень жаль.
Она подошла к двери, тихо открыв её в последний раз посмотрела на меня и вышла.
Наконец открыв глаза у меня, впервые появились слезы. Она что, уходит? Она нас бросает?
Встав с кровати, я увидел на тумбочке письмо с единственной надписью «Джонатану». Открыв, я прочёл написанное.
«Мой мальчик. Я пишу тебе в надежде, что ты поймёшь меня и простишь. Я прошу тебя оставлять это письмо в тайне.
В то время как ты ещё не родился, Валентин давал мне зелье, в котором была кровь демона, что привело к тому, что ты при рождении связан со своим отцом. Об этом я узнала перед твоим рождением. Я прекратила пить то, что он мне давал в надежде, что на тебя это не повлияет, и ты будешь, как и все. Но было уже слишком поздно. В тебе течет кровь демона. Твой отец хотел, чтобы у него был сын настоящим воином, у него это получилась. Но он совершенно забыл о человечности. Помнишь, я говорила, что даже воин способен любить? Запомни эти слова. Я не смогу тебе помочь, но прошу тебя научиться любить, не будь жестоким, как просит тебя отец, будь таким, какой ты есть. Я знаю, что в глубине души ты способен любить. Сейчас у тебя происходит борьба между ангельской и демонической кровью. Всегда считалось, что ангельская сильнее, но демонической крови в тебе много, и я боюсь, что она может тобой завладеть. Борись, мой мальчик, борись за право быть сумеречным охотником, а не демоном. Я понимаю, что ты не все понял из моих слов, но если ты мне не веришь, спустись в подвал, в котором Валентин проводит опыты, найди блокнот, там все написано. Я прошу тебя лишь об одном, научись любить, и прости меня, я, правда, не могу тебе помочь.
P.S. Я очень тебя люблю.
С любовью, твоя мама»
Как только я дочитал письмо, то пулей помчался вниз. Джослин нигде не было. Выбежав на улицу, я увидел чёрный силуэт, направляющийся быстро в лес.
— Мама, мама! — кричал я. Но она не слышала, полностью уйдя в темноту ночного леса. — Я люблю тебя, — шептал я. На глазах снова появились слезы.
Спустившись в подвал, я увидел настоящий ужас. Ужасный, гнилой запах крови, гнили и смерти. Я убедился, что все, что говорила Джослин, было правдой. Он проводил опыты, вызывал демонов.… Найдя блокнот, я прочёл о себе. Все, что со мной происходило, он записывал. Он был горд мною и он считал меня своим оружием. Лучшим воином. Но он сделал меня чудовищем. Я его ненавижу, ненавижу.
Мне стало плохо от увиденного ужаса, творящегося здесь и потому я поспешил подняться в свою комнату, где вновь перечитал мамино письмо пока не запомнил все наизусть.
«Я не скажу о письме, — твердил я про себя. — Я не выдам тебя, мама, но отца я ненавижу. Он сделал из меня чудовище и хочет использовать. Ну что же, папа, я стану лучшим воином, но у меня немного другие планы. Я не буду тем, кем ты хочешь, я буду тем, кем я являюсь — Джонатаном Кристофером Моргенштерном».
С этими мыслями я уснул.
Проснувшись рано утром от криков отца, я вышел из комнаты. Спустившись в холл, я увидел отца в кресле. Мой сокол как всегда сидел у меня на плече.
— Что случилось? — лишь спросил я, хотя и знал ответ.
— Твоя мама пропала.
— Что?
— Она сбежала, — ответил он. — Джонатан, ты не видел её вчера ночью?!
— Нет, отец.
Недолго размышляя Валентин сообщил:
— Джонатан, собирайся, мы уедем на некоторое время.
— Куда?
— Скоро увидишь.
Я поднялся в свою комнату и собрал чемоданы. Письмо спрятал в своих вещах так, чтобы никто не нашёл. Спустившись вниз, я услышал снова крик отца.
— Найдите её! — кричал он. — Она не могла просто так испариться!
Сумеречные охотники, служащие моему отцу, ушли. Но по их напряжённым спинам было понятно, что ничего хорошего ждать не приходится.
— Где же ты, Джослин? — тихо говорил Валентин плотно зажмурив глаза. — Куда делась? Почему ушла?
Такой любящий голос отца я слышал редко. Джослин он действительно любил. Весь месяц искал её, но не нашёл. Иногда при разговоре с другими сумеречными охотниками я слышал имя «Люк». Валентин повторял: «Предатель, Люк предатель», «Если найдёте его, убейте» и другие подобные фразы.
Тем временем мы переехали в другой дом, где я познакомился с мальчиком, очень похожим на меня внешне, но внутренне мы разные. Как-то отец рассказал, что он на день рождения подарил ему тоже сокола, но он не приручил его, а заставил сокола полюбить его. Поэтому отец свернул соколу голову.
— Ты сын мой, настоящий воин и я горжусь тобой, — сказал Валентин мне. — Ты сделал так, как я велел. Сокол тебя слушается, он тебе подчиняется, а не любит, — закончил он и презрительно посмотрел на Джейса — так звали этого мальчика. Он играл на пианино.
Валентин научил его этому, а когда я попросил научить меня, он лишь сказал «Зачем тебе это? Ты воин, храбрый и сильный. Тебе ни к чему учиться играть на пианино».
— Жалкий вид, — сказал я, но в мыслях я думал об одном: «Разве любить плохо?», но отец повторял все чаще одни и те же слова, после того как Джослин сбежала:
— Любовь — это уничтожение, если тебя полюбят, значит, уничтожат.
Отец снова ушёл, не сказав куда. Он оставил нас одних со словами:
— Когда я вернусь, покажете, как вы владеете оружием.
Мы остались одни. Сначала мы тренировались раздельно, а потом вступили в бой.
Закончив тренировки, мы пошли в дом. Джейс снова начал играть на пианино.
— Научи меня, — попросил я восхищаясь его игрой.
— Хорошо, — сказал Джейс и освободил место, чтобы я сел.
— Только поклянись ангелом, что Валентину это не скажешь.
Он поклялся и приступил меня обучать игре. На удивление, я быстро научился играть. Когда отец пришёл, мне хотелось показать, как я играю, но сдержался, зная, что он это не одобрит.
Мы начали показывать своё умение в бою. Первый бой выиграл я, второй — Джейс, а третий, решающий, выиграл снова я. Валентин меня похвалил, Джейса тоже. Валентин был доволен нами, а особенно, мною. Когда ночью мы пошли спать, отец снова похвалил меня. Он говорил, что мои силы все растут и растут, что я становлюсь сильнее.
Вот только он не знал, что вся злость, которую я показывал в бою, появляется от ненависти к нему за то, что он сделал меня чудовищем.