Страница 19 из 20
– Потому что… Но обещайте, что мы вернемся, как только я вам объясню.
– Не могу обещать.
– Из чего у вас сделано сердце? Из камня?
– Из человеколюбия. Откуда вы родом?
– Мисс Мак-Кари, ответьте хотя бы на этот вопрос: так ли важны имена? Меня зовут Y, я родился в W, а умру в Z, и роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет…[8]
– Вы не могли бы хоть иногда отвечать на мои вопросы? – не выдержала я.
Мистер Икс, казалось, обдумывал такую возможность. Мы снова шли рядом, он стискивал мой локоть.
– Я происхожу из одного родовитейшего семейства, – заговорил он. – Я не преувеличиваю: их решения имеют вес в политике этой страны, однако по той же самой причине они не могли позволить себе такого ребенка, как я, который в возрасте одного года уже говорил на трех языках: французскому и немецкому я выучился у моих кормилиц, потом, конечно, я позабыл эти языки. А лучше сказать, я их отложил. Оба они при мне, если мне понадобится ими воспользоваться, однако свободное место следует оставлять для самого важного. То же произошло и с прочими глупостями: географией, историей, геометрией, алгеброй… Они представляются мне скучным знанием, поскольку умелое и глубокое восприятие окружающего мира приносит мне гораздо больше информации, нежели эти материи, – а уж о человеческих существах я и не говорю.
Я снова окинула его взглядом: головастый и раскрасневшийся, сейчас почти довольный. Морской воздух развязал ему язык. Мистер Икс говорил словно сам с собой:
– О самом незначительном человеке можно узнать так много, так много… Вот она – глубина для ловцов жемчуга… Никакая наука не сравнится с этим времяпрепровождением, и когда я это осознал, то отложил все прочее и посвятил себя этому занятию без остатка, так что в три года я открыл моим родителям все секреты нашей прислуги, от старшего лакея до последнего конюха, и родители выслушали меня с восхищением. Однако, когда в четыре года я открыл моим родителям все секреты моих родителей, их это уже не так восхитило. Я их не осуждаю.
– А вот я осуждаю. – Я с трудом сдерживала гнев. – Отправить ребенка в лечебный пансион… Простите, но мне это кажется варварством.
– Да, они подцепили меня пинцетом, точно ядовитое насекомое прекрасной расцветки, и заперли в хрустальном гробу, проставив на месте моего имени «Икс» – из-за неспособности меня классифицировать. Я сложный человек, это могут засвидетельствовать сто двадцать две медсестры, которые занимались мною до вас, и тридцать четыре пансиона, в которых я проживал. Скучая как устрица… так было вплоть до Оксфорда, – добавил он.
Я промолчала, хотя все это представлялось мне совершенно чуждым моему пониманию «семьи».
Мы двинулись дальше, я мягко тянула мистера Икс за собой.
– И вы больше не видели своих родителей?
Этот вопрос его как будто развеселил. Он остановился у кромки моря, которое накатывало, словно бросая нам вызов на этом гладком, влажном от пены пространстве.
– Нет, я их больше не видел, никогда не видел, но ведь и моя семья тоже особенная, я не единственный, – быть может, я самый особенный, но таковы мы все, по крайней мере таковыми они были. – Мистер Икс с отвращением отряхнул свои ботинки. – Боже мой, если и есть для меня нечто более отвратительное, чем сухой песок, – так это мокрый песок… Возможно ли, что отдельные человеческие существа приходят сюда ради удовольствия?.. И почему он убивает их на пляже?..
Одна деталь из его рассказа меня озадачила.
– Почему вы говорите, что никогда не видели своих родителей?
На сей раз я заметила, что переполнила чашу его терпения. Мистер Икс покачал головой.
– Чтобы вы задали мне именно этот идиотский вопрос, – сухо отозвался он. – Мисс Мак-Кари, вы закончили проявлять милосердие? Я знаю, вы стали медсестрой, чтобы профессионально жалеть людей, и ищете, кого бы пожалеть, чтобы люди вернули вам немного милосердия. Я живу в ореховой скорлупе и почитаю себя царем вселенной, но вы живете в мире и почитаете себя червячком в орехе, а меня это утомляет. Эта ваша потребность чувствовать себя безобразнейшей из сотворенных женщин, эта одержимость поисками мужчины, который разрешит вам быть счастливой, что приводит вас к зависимости от грубого пьяного матроса, беспрестанно вас унижающего…
– Мистер Икс…
– …которого вы терпите, потому что верите, что боль, насилие и одиночество были придуманы специально для вас… Но и это еще не все: есть еще и безнадежная мечта его исправить, потому что вы принадлежите к тому типу женщин, что ставят свое счастье в зависимость от мужчин и ждут, когда им скажут «иди», потому что сами они не способны сказать «иду», и вот наконец они печальны, покинуты и определенно нуждаются в сочувствии, которого на самом деле и ищут. Так вот что я скажу: вы так ревностно отдаетесь поискам сочувствия к себе, что уже его добились, сами того не подозревая, и в этом-то я вам и сочувствую.
А потом он добавил:
– Он оставляет нож поблизости от жертв… Поблизости… Почему?
7
Мистер Икс продолжал размышлять вслух. Я его больше не слушала. Я смотрела на море.
И море как будто прилило к моим глазам. Влага и соль.
Посмотри, дочка, какая ты становишься некрасивая, когда плачешь, – говорила мне мать. И это правда: все лицо у меня морщится, а большой нос раздувается еще больше и краснеет.
Все, что он мне сказал, – правда. Я это чувствовала. ПРАВДА. Но никто никогда не прижигал меня этим раскаленным железом, как сделал сейчас мистер Икс. Жгло оно нестерпимо, но как будто и заживляло раны. Боль даже придала мне сил, чтобы разозлиться на моего мучителя. Это было необычно. Точно зеркало, которое было покрыто занавесью, а теперь ее скинули одним рывком.
Таким же резким рывком мистер Икс убрал руку с моего локтя:
– Давайте уже вернемся? Я выполнил свое…
Ничего не ответив, я низко склонилась перед этим мужчиной. Сняла с него ботинок, потом второй, а потом с небольшим усилием – и носки. Мой пансионер потерял равновесие и, чтобы не упасть, ухватился за мой чепец и сорвал его. Должно быть, мы выглядели комично. Все это время он нелепо размахивал руками:
– Да что вы делаете? Отпустите мои!.. Мисс Мак-Кари!..
Я не остановилась, пока его маленькие ножки не прикоснулись робкими пальцами к песку. Ступни были обыкновенные, только очень маленькие. Не ножки ребенка или карлика: они как будто были изготовлены по шаблону взрослых ног.
– Мы возвращаемся, – объявила я, подбирая свой чепец и его ботинки.
– Почему вы это делаете? – простонал он. – Это ваша месть?
– Мой отец говорил, что рядом с морем нужно быть босым, в знак уважения.
– Ваш отец был мудрый человек. – Мистер Икс сгибал и разгибал пальцы ног. – Жаль, что он совсем не ладил с вашим братом. Разумеется, ваш отец был не такой поэтичной натурой.
Я и на этот раз не стала спрашивать, как он узнал. Мой отец так и не примирился с мечтой Эндрю о театре, даже потом, когда брат переменил свои планы. Я молча пожала плечами и пошла обратно к Кларендону, не беспокоясь, следует за мной мистер Икс или нет. На мгновение я остановилась, чтобы надеть чепец. Для этого мне пришлось поставить ботинки на песок. Чувствовала я себя странно. Не счастливой, но при этом и не печальной, и не оскорбленной. До сих пор такие ощущения приходили ко мне только вместе с пощечинами – от отца, от Роберта. Да, они причиняют боль, зато заставляют взглянуть на многие вещи иначе. Сейчас ощущение было похожее, но гораздо более глубокое.
Слова мистера Икс били не по лицу, но по чему-то внутри меня. И из такой боли рождалось эхо.
Позади я услышала голосок, зовущий меня. Обернувшись, я увидела, что мой пациент совершенно растерян, по-утиному переминается на босых ногах, но при этом на удивление весел.
– Мисс Мак-Кари… то, что вы сделали, достойно всяческого… осуждения… и ваша жестокость, скажу вам откровенно, ваша жестокость не знает пределов, и при этом… вы просчитались, поскольку, признаюсь вам, это странное ощущение песка под моими ногами… как ни тяжело мне это допустить… оно приятно, и я обнаруживаю в своих пальцах новые свойства, раньше я о них не подозревал… так что, в общем, вы сделали меня счастливым…
8
Мистер Икс цитирует Шекспира («Ромео и Джульетта», акт II, сцена 2, перевод Б. Пастернака). Выше он говорил о «шуме и ярости» – это тоже шекспировская цитата («Макбет», акт V, сцена 2).