Витязь

Рука Павла с силой сжимала ее упругий, немыслимо тонкий девичий стан. Ощущения ее удивительной легкости, сладостного, присущего только ей аромата, притягательной мягкости, женской соблазнительности не оставляли его с самого момента, едва он сел в седло позади девушки. Возбуждение от ее близости и сильное плотское желание завладели им и сопровождали всю дорогу. Он понимал, желательно скорее доехать до места. Однако, быстро скакать было нельзя. От сильной тряски Лизе могло стать хуже. Он крепко прижимал девушку к себе. Ее щека касалась его груди, а распущенные мягкие волосы, переливались светлым золотым шелком в вечернем свете. Он безумно хотел поцеловать ее в золотистую макушку, которая находилась очень близко к его губам. Но, прекрасно понимал, что девушка вероятнее всего этого не желает. Именно это, он понял из их утреннего разговора. Сжав зубы, он пытался отвлечь свои сумбурные мысли от дум о Лизе, стараясь не показать ей своего волнения. Через полчаса его сладостная пытка закончилась.

Подъехав к старой деревенской избе, огороженной через двор плетенной изгородью, Корнилов остановил коня и проворно спрыгнул на землю. Протянув руки к Лизе, он без церемоний обхватил ее сильными руками за талию и стянул с коня. Однако, на землю не поставил, а ловко подхватив девушку на руки, понес в направлении калитки. Лиза уже вознамерилась протестовать против такого обращения с ней, но, в этот момент, калитка в изгороди открылась и, навстречу им вышла немолодая женщина, с виду лет сорока, невысокого росту и с улыбающимся, покрытым мелкими морщинами смуглым лицом. Одета она была в простое темно-красное платье со шнуровкой на груди, под которым красовалась белая, из тонкого холста, расшитая красной нитью по вороту и рукавам рубашка, голова была покрыта белым платком и на ногах невысокие козловые сапожки. Низко поклонившись, она, с заискиванием в голосе сказала:

– Быстрехонько вы приехали, ваше благородие!

Корнилов подошел к ней и коротко поздоровался:

– Вот Стефа, постоялицу тебе привез, о ней нынче говорил с тобой. Знакомьтесь, Елизавета Андреевна зовут.

– Да поняла я уже, Павел Александрович. Пожалуйте в избу, не прогневайтесь, у нас все по-простому, – сказала женщина, услужливо пропуская их на двор.

Корнилов, с Лизой на руках, направился через двор к избе

– Добрый день, – кивнула Лиза женщине, когда они проходили мимо Стефании. Женщина добродушно улыбалась им и Лизе она показалась приятной и простодушной.

– Добрый день, барышня, – бросила женщина, оглядывая Лизу на руках у Корнилова. Странный, подозрительный и оценивающий взор Стефы весьма не понравился Лизе. Она просяще вымолвила:

– Павел Александрович, прошу, поставьте меня на землю, я сама могу…

– Вы, хотя бы единый раз, могли бы не спорить со мной и сделать то, что угодно мне? – резко перебил ее Павел, вперив в нее недовольный бьющий взгляд. Под его властным подавляющим взором, Лиза, сразу же, сникла и, поджав губки, отвернула лицо в сторону, более не собираясь ничего ему говорить.

Стефания засеменила за ними в избу, быстро открывая дверь и провожая их в горницу.

– Проходите сюда. Вот эта небольшая горница, как раз подойдет, – указала женщина на небольшую комнатку, примыкающую к большой горнице. В комнатке была кровать, лавка и небольшой сундук для вещей. – Садите ее на кровать.

Корнилов осторожно опустил Лизу на указанное место и важно сказал:

– Она после ранения. Присмотрите за ней, пожалуйста. Я буду приезжать, так часто, как смогу. Пока не знаю на какое время понадобится ваша помощь.

– Конечно, конечно, пусть Елизавета Андреевна живет сколь надобно. Накормлю ее и присмотрю за ней, Павел Александрович. Вы столько денег дали, что на год вперед хватит, – добавила Стефа, с интересом рассматривая белокурую молоденькую девушку, которой на вид было не более семнадцати лет. “Красавица, – без промедления, сделала вывод Стефа. – Не удивительно, что ротмистр так печется о ней, явно глаз на нее положил”. Женщина перевела взгляд на высокого, широкоплечего Корнилова и, тут же, поймала красноречивый горящий взор молодого человека, направленный на девушку, которая в этот момент развязывала тесемки плаща. Павел быстро отвел глаза от девушки, и Лиза не заметила его взгляда. Однако, Стефа все отчетливо отметила и хитро улыбнулась, найдя очевидное подтверждение своим догадкам. – Вы тоже будете жить у нас?

– Вряд ли у меня получится. Я постоянно нужен в полку, – заметил Павел. – Но я буду приезжать каждый день, утром или вечером.

– Приезжайте, когда вам будет угодно, – кивнула женщна.

– Спасибо вам, – произнесла Лиза тихо и по-дружески улыбнулась ему. Корнилов как-то весь засуетился и быстро заметил:

– Теперь, мне пора, до завтра.

Он бросил на Лизу последний, долгий колючий взгляд и вышел из комнатки. Лиза проводила его высокую фигуру долгим взором и вздохнула. Молодой человек вышел на двор и через минуту вернулся с вещами Лизы. Молча поставив тюк рядом с кроватью на деревянный пол, он поклонился Лизе, кивнул небрежно хозяйке и исчез за дверью. Едва Корнилов покинул избу, Стефа, подбоченившись, улыбнулась и спросила:

– Ну как, барышня, откушать желаете?

– Очень, – кивнула Лиза.

– Ушица, еще горячая, в печке томится, да пирог с грибами только поспел, будете?

– Конечно, если можно, – кивнула Лиза и улыбнулась.

– Может вам еще чего спроворить? Так я мигом.

– Наверное, нет, – тихо сказала Лиза, боясь причинить лишнее беспокойство женщине. Она, словно кукла сидела на постели и даже не шевелилась.

– Что-то вы уж больно стеснительны. Не бойтесь меня, говорите как есть, – сказала Стефания. – Раз у меня в доме жить будете, надобно нам подружиться. Вот сынок мой с леса вернется, я вас познакомлю. Двенадцатый годок ему пошел. Он у меня один помощник, с тех пор, как отец его на войну ушел.

– Тяжело тебе, наверное, достается, одной-то с хозяйством управляться? – тут же заметила участливо Лиза. – Да еще я, одна морока.

– Ну, тоже скажете, барышня. Не тяжела мне жизнь такая, я уж привыкшая. Муж-то мой, – горестно вздохнула женщина, – постоянно в поле работал, да на реке сети закидывал, только ночевать-то и приходил, все хозяйство на мне было. А летом, я ему и в поле помощь, это мне тоже привычно. Мне вас, как Бог послал. Пятьдесят рублев, что ротмистр дал за уход за вами нам с мужем не в жисть накопить было, так что, живите на здоровье, да выздоравливайте. Нынче, благодаря вам нам оброк, наверное, пяток лет есть чем платить, да корову и пару лошадей купим, в хозяйстве они сильно сгодятся.

– Я рада этому, Стефания, – ответила Лиза по-доброму.

– Так что, давайте не тушуйтесь, барышня. Я, как-никак, вам в матери гожусь. И говорите все как есть.

– Хорошо, Стефания, – кивнула Лиза уже более открыто. – Если можно, я бы хотела помыться. Мне кажется я такая грязная, почти две недели не мылась.

– Зачем же дело стало? Теперича Никитка вернется, велю ему баню истопить. Да попарю вас как следует.

– Спасибо, – улыбнулась ей Лиза облегченно.

– Только вот вы сами-то идти сможете?

– Конечно.

– А то, я подумавши, что и ноги ваши немощны, раз ротмистр на руках носил.

– Нет, вовсе нет, – смущенно заметила девушка. – Я сама могу, у меня только плечо ранено и все.

– Тогда хорошо. Пошли, глянете, где умываться будете. Умоетесь, да кушать будем.

Лиза улыбнулась и медленно встала. Она направилась за Стефой в большую горницу.

Спустя некоторое время, Лиза с удовольствием ела рыбное варево и нахваливала суп:

– Уха отменная. У нас, в имении моего покойного отца повариха не умеет такую вкусную уху стряпать.

– Дак, я старинный рецепт знаю, как надобно настаивать ее, да какую травку положить для вкуса, вот она такая и получается, – объяснила Стефания, раскрасневшаяся и довольная похвалой Лизы.

Только ближе к вечеру, на следующий день Павел смог выбраться к Лизе, поскольку весь день провел в седле, по приказу командования, скрытно наблюдая за передвижением французских войск в окрестностях Полоцка. Вот уже больше месяца, после первого сражения за город, враждующие стороны избегали активных боевых действий, ожидая подкреплений и собирая силы, готовясь к новому сражению и обороне. Едва он вошел в горницу, с сумкой наперевес, как три пары глаз посмотрели на него. Лиза и Стефа сидели на лавке за столом, перебирая крупу, а светловолосый худой паренек, что-то мастерил по хозяйству.