Без души

Хорхе Манрике

Внизу медленно разлагалась туша огромного города, отравляя все вокруг трупным ядом и вонью. А вместе с городом так же медленно разлагались ещё живые люди. И я видел их души, обросшие черными липкими мыслями и делами, почти незаметные за жиром пороков и лжи. И душа города, спустя столько веков по—прежнему молодая и чистая, ещё пыталась светить сквозь заплёванный асфальт и кучи мусора.

Я смотрел на этих людей и не понимал. Почему… Почему? Почему у них есть души? Почему несмотря на то, что они превращали самих себя в грязь, кто—то свыше всё равно оставлял им такую драгоценность? Последний шанс на прощение…

Ведь я был не хуже их… Так почему меня лишили этого шанса? Да,  я убивал… Но только когда смерть грозила тем, кто был дорог мне. И не получал никакого удовольствия. Только сожаление, что слепая пряха не оставила других выходов. Да, я не был образцом добродетели… Но отсюда, сверху, мне было видно, что по улицам города ходили сотни убийц, насильников, воров —  вся мразь рода людского спешила по своим делам, не ведая о том, что есть и другая сторона жизни — моё существование. У них  были души. Чувства, мечты, надежды. Если бы я мог испытывать зависть, наверное, захлебнулся бы в этом ощущении.

А парней я всё—таки убил. Нашел то место, куда переместил их, и убил. Даже силу применять не стал — перочинного ножа хватило, всё равно они сопротивляться не могли, наверное, даже не поняли, что умерли. Тела оставил, не стал ни прятать, ни уничтожать.

Возможно, я бы смог накрыть всю эту мразь разом. Тонкими ниточками пустоты дотронуться до сердца каждого из них, чтобы в один момент остановить пульс, прервав жизнь. В одну секунду очистить этот город, чтобы по улицам ходили другие люди. Нормальные… Которые умеют ценить свою жизнь.

Бездна, обвиваясь вокруг меня, не вмешивалась в мысли, хотя хотела. Я читал её желание в блеске тёмных глаз, в страшной усмешке. Она опять хотела показать мне, что я не прав.

Хорошо, показывай…  

— Зачем? — её удивление было отвратительно наигранно. — Ладно, давай начнём с самого простого. Кого в этом городе ты считаешь мразью? Как ты разделишь грехи на те, с которыми можно жить и на те, кара за которые — смерть. Расскажи?

— Это просто. Безвинны только младенцы. На душах остальных если не обман, то воровство конфет точно есть. Тяжесть греха не должна скрывать душу за плёнкой грязи. Вот простая мерка.

— Да? И тут души… Тебе не кажется, Сергей, что это сдвиг?

Ирония Бездны дотронулась до сердца и растворилась в пустоте.

— Нет… не кажется, сдвиг действительно есть… Однако в нём понимание того, какие же люди животные… Как они не ценят даров свыше. Я ведь тоже не ценил.

— И теперь хочешь уберечь их от своих ошибок?

— Нет, всего лишь наказать по заслугам.

Бездна покачала головой, у неё явно было что—то в запасе. Что—то такое, чтобы за один удар в очередной раз показать мою неправоту. И теперь она раздумывала, стоит ли снова доказывать своё превосходство, или всё—таки оставить с иллюзией победы. Сложная дилемма. В прошлом я не любил иллюзии. 

Она прикрыла глаза, соглашаясь с моим решением. Потом отвернулась к городу, внимательно всмотревшись в крошечные точки чужих жизней, словно выбирала достойный пример для своих слов. Выбрав, робко, словно девчонка—школьница прижалась ко мне своим телом, обвив холодными руками.

— Вот он. Смотри…

Шепот коснулся прерывистым дыханием виска, и тут же зрение против воли сфокусировалось на  приземистом мужчине. Он, прикрыв глаза, ждал трамвая рядом с метро «Преображенская площадь». Если смотреть обычным зрением, он был ничем не примечателен. Простое лицо, подтянутая фигура, хорошая футболка и потертые модные джинсы, обрезанные у колен. Сразу понятно — человек не самый бедный, но в тоже время ещё чувствует вкус жизни. Если мимо вас пройдёт такой гражданин — в толпе  вы его даже не заметите. Или мазнёте одним взглядом и тут же займётесь более интересными или яркими прохожими.

Но если бы вы могли вглядеться  в его душу — сразу бы перешли на другую сторону улицы. Обманы, измены, отвратительные мысли, наркотики и даже убийство… по пьяни, в далёком прошлом, которое списали на несчастный случай.

— Увидел? Таким, как он, не место в твоём мире… Да? — Бездна прижалась ко мне ещё сильнее, превратив изначально целомудренное объятие в интимное, проводя тонкими холодными пальчиками по моему позвоночнику. Сквозь тонкую рубашку прикосновения были почти неприятными. Раньше мне казалось, что Ничто бесплотно. А возможно эти прикосновения — игра моего повреждённого рассудка, когда невообразимо нужно ощутить рядом хоть чьё—нибудь присутствие.

— Да, таким не место… — согласился я, — говори, в чём подвох. Что—то стандартное? Вроде больной мамы… Все эти споры никогда не приводили ни к чему хорошему. Надо просто действовать так, как кажется правильным. А дальше… что будет, то будет. Сделать счастливыми всех не возможно.

— Ты почти угадал… — Бездна улыбнулась. — Тогда я не буду их тебе показывать. Или всё—таки..? Нет, просто расскажу. У него жена и трое очаровательных детишек. Добрые, светлые. И жена… молодая, чистая. Она даже не подозревает о его изменах и делах, просто любит. Дома он самый лучший муж и отец на свете — всё для семьи. Что же с ней будет, если ты его убьёшь?