Сизый нос

Утром Нюру вызвали в милицию, где за решеткой сидел понурившийся Вася. Она думала, что его выпустят прямо сейчас, или через пятнадцать суток, в крайнем-то случае. Но все оказалось гораздо хуже. Василия пытался остановить наряд милиции, но взыграла в нем удаль молодецкая. Не справились милиционеры с бывшим разведчиком – одного отвезли в реанимацию, второй отделался переломами. Васю скрутили спешно вызванные волкодавы из убойного отдела, так что прощать ему никто ничего не собирался. Вот и уехал Вася на народные стройки Сибири, где и затерялся с концами на ее бескрайных просторах. А у Нюры в срок родился мальчик Толик, такой, какой уж получился…

Задумавшийся Толик с размаху влепился во что-то тяжелое и жесткое, а когда поднял глаза, испуганно икнул, столкнувшись с нехорошей улыбкой на лице Кольщикова.

– Гурвинёк! Легок, как на поминках! – еще шире осклабился тот, – Только подумал – а вот он и ты!

Толик кивнул головой, все еще не понимая причины радости от этой встречи.

– Или ты забыл? – наклонив голову, прищурился Кол.

– Ээээ… Что забыл?

– Что ты мне со вчера рубль должен. А если должен – отдавай! – торжественно подытожил Кольщиков.

Толик аж рот раскрыл от изумления. Вот хоть бей его дрыном по башке, не было вчера Кола среди отмечающих его вылет с работы. Да и представить себе, чтобы тот по своей воле хоть что-нибудь купил из горючего сам, на такое не хватило бы воображения даже у знаменитого автора фантастических книжек Александра Беляева. Но возражать он не решился.

– Я это…

Толик хотел сказать, что непременно, обязательно, конечно он отдаст этот несчастный рубль, когда у него появятся хоть какие-нибудь деньги. Но Кол уже увидел неудачно спрятанную за спину сетку с бутылками.

– Чего это ты там прячешь? Хм. Не, этого не хватит. Но ты же парень не промах, да, Гурвинёк? Поищешь, и найдешь, кто бутылку возле урны оставил. Одна старушка – двадцать копеек, а пять – целый рубль!

Где Кольщиков подцепил это выражение, не смог бы объяснить и он сам. Но оно ему нравилось, и он любил употреблять его к месту и не к месту.

– Кол, я отдам… – снова начал было Толик, но тот неожиданно взъярился:

– Кому Кол, а тебе – Виктор Иванович, понял?

Толик испуганно закивал, а Кольщиков, вдруг расхохотавшись, натянул ему кепку на нос.

– Бывай, Гурвинёк! Жду тебя через часок!

Снова кивнув, Толик потрусил в сторону улицы, стараясь не оборачиваться. Никакие бутылки он искать не собирался, искренне надеясь избежать дальнейшей встречи с Колом, а что будет потом – он обычно так далеко не загадывал.

Выйдя на тротуар 1-й Дубровской улицы, он огляделся с каким-то новым для себя интересом. Вроде всё своё, родное – и стекляшка «сотого» универмага вдали, и гремящие трамваи на Крутицком валу, и Лизинский путепровод – а вот поди ж ты! В голове мелькнули картины незнакомого города из невысоких кирпичных домов с тенистыми дворами, с тихими парками вдоль Яузы, Москвы-реки и Северного канала и исчезли, оставив чувство щемящей тоски. Где он видел их, может во сне?

А вокруг была поздняя весна, все еще не решающаяся перейти в лето, с пробивающимися на свет листочками чахлых городских деревьев, с незамеченной дворником грязью по углам, которую скоро смоют вместе с другими следами ушедшей зимы первые ливни.

Толик сунулся в магазин, где принимали бутылки, но с ужасом услышал страшные слова, что нету тары. Впрочем, его там знали, и его невеликий груз все же приняли, пусть негласно и по более дешевой цене. Во всяком случае, деньги на транспорт у него теперь были, и он мог удовлетворить неясное зудящее желание куда-то ехать. С чего это ему надо было тащиться сперва на ЗИЛ, а потом куда-то в центр, он не имел ни малейшего понятия, списывая странные желания на похмелье.

От Крестьянской заставы с гулом вырулил троллейбус 26-го маршрута, и Толик привычно запрыгнул на заднюю площадку. Сунул руку в карман, выудил четыре копейки двумя монетами, но сразу кидать в щель прозрачного купола кассы не стал – если контролеров нет, то и незачем. Троллейбус закрыл двери и покатился через Лизинский путепровод, где когда-то железнодорожный путь от основных магистралей разделялся на Лизинскую и Симоновскую ветки. Как ни удивительно, название это появилось отнюдь не из-за какого-нибудь местного героя революции Лизина, не было такого персонажа в природе. Ветку построили значительно раньше, и заканчивалась она возле пруда, где писатель Карамзин жестоко утопил свою «бедную Лизу». Станцию по этому пруду и назвали, собственно. Потом за ним построили завод АМО, превратившийся позже в ЗИЛ и поглотивший окрестные территории. Лизин пруд тоже скоро исчез, на его месте воздвиг свой новый корпус завод «Динамо». А город после войны начал расти, застраивать новыми домами бывшие пустыри, и вскоре Лизинскую ветку разобрали. Осталась одна Симоновская, пересекавшая под прямым углом Симоновский вал и заканчивающаяся на берегу Москвы реки, на территории нефтебазы, построенной еще компанией Нобиля. Все эти сведения Толик излагал полушепотом, глядя в запыленное окно с еле видной надписью "«скоро лето», и удивляясь неожиданно всплывшим знаниям аж времен школьных уроков. Слева остался Дворец культуры 1-го ГПЗ, недавно построенный вместо старого тесного ДК, а улица шла дальше, к Южному порту, где унылыми птицами склоняются над рекой портовые краны. Но троллейбус свернул уже направо, по Новоостаповской улице пересек Велозаводскую, выехал на Восточную, высадил пассажиров возле завода «Динамо», и наконец оказался возле громадного завода имени Лихачева.

Толик вышел, оглядываясь по сторонам. Место это он знал прекрасно, но почему-то в этот раз сильно сомневался в том, куда ему нужно идти. Проходная была дальше, отдел кадров – тем более, да и что бы он там делал, если трудовую книжку все равно забыл дома? Тем не менее, он обошел завод слева и пролез через какие-то щели к путям Малого кольца железной дороги. В голове крутился какой-то ангар под номером 51, который зачем-то Толику был очень нужен. Или не Толику? Он уже начал сомневаться в самом себе и даже несколько раз твердо и вслух пообещал больше водку не пить. Ну, или хотя бы не в таких количествах. И даже в этот тысяче-какой-то раз обещание сдержать. Но тут, среди рядов безликих гаражей, он вдруг наткнулся на железное сооружение, слегка напоминавшее ангар. Он подошел поближе, пытаясь прочитать давно поблекшую от непогод надпись «База № …». Почему-то его это обрадовало, осталось лишь подойти к воротам с большим ржавым замком и постучаться в прорезанную в правой створке дверцу.

Внутри долго было тихо, потом еле слышно залаяла собака, и дверь распахнулась. Выглянувшая оттуда старуха напоминала Бабу Ягу из фильмов Роу, даже бородавка на носу имелась.

– Чего надо? – негостеприимно поинтересовалась ведьма.

В голове Толика промелькнуло полузабытое насчет «накорми, напои, да баньку истопи, а затем и пытай добра молодца», но вместо этого он спросил:

– Я профессора ищу. Он здесь?

– Кого??? Иди проспись, пьянь! Ходють и ходють, а чего ходють – сами не знають…

Бабка с грохотом закрыла дверь, не дав Толику объясниться. Да и что бы он ей сказал, на самом-то деле? Наверное, Никола ошибся… Стоп, кто? Какой еще…? Толик потряс головой, отгоняя наваждение. Нет, так нельзя. Сейчас он вернется домой и выспится. Еще бы пожрать, конечно, неплохо. Только на что? В столовой, что ли, хлеба натырить?

Под эти печальные рассуждения он шагал по улице, не глядя по сторонам, пока не обнаружил себя на площади возле метро «Автозаводская». Во, куда дошагал. А мог бы и у завода на троллейбус сесть. Метро настойчиво напоминало своим существованием о невыполненной задаче, и как Толик ни гнал от себя эту мысль, уходить она не желала. А вокруг куда-то спешили люди, дымил трубами завод. Весенний ветерок временами приносил откуда-то запах, вызывавший слюноотделение и судороги в пустом желудке. Чебуреки, точно, вон же их продают!