Страница 19 из 23
Голос мой затих, и я различила какой-то слабый звук. Может, кто-то из членов комиссии взялся в насмешку читать басню вместе со мной? Но нет, это было мое сдавленное дыхание. Все пятеро судей, включая мадам Натали, смотрели на меня в полном молчании. Я снова сделала реверанс, сказала «спасибо» и увидела, что актеры склонились друг к другу и о чем-то шепчутся.
Я двинулась к выходу, отчаянно желая вернуться к ma petite dame и Розине, зарыться головой в их юбки и излить в слезах жалобы на свой провал. Меня задержал чей-то голос.
– Мадемуазель Бернар, подождите минуточку, пожалуйста.
Настороженно обернувшись, я увидела у самой сцены седовласого мужчину.
– Я месье Прово, трагедийный актер «Комеди». Вы были впечатляющи. – Он глянул через плечо на остальных и спросил: – Она была впечатляюща? – (Все согласно закивали.) – Принимаем?
Я подумала, что ослышалась, и посмотрела в сторону стола. Нерон сложил на груди руки, мадам Натали протирала краем рукава лорнет, остальные копались в бумагах. Мне вовсе не казалось, что они пребывают под большим впечатлением.
– Вы хотите быть актрисой, я полагаю? – спросил Прово и, когда я кивнула, вздохнул. – Мы считаем, у вас есть задатки певицы. Вас заинтересует музыкальная карьера?
– Нет. Не думаю, что я хорошо пою, – с трудом проговорила я.
Мысль стать певицей никогда не приходила мне в голову, и я решила не цепляться за данную Прово высокую оценку моих способностей.
– Тогда, раз вы не хотите петь, можете выбрать себе главного наставника в актерском мастерстве: меня самого или месье Бовалле. – Он указал на актера, игравшего Нерона. – Помимо выступлений на сцене, мы преподаем в Консерватории, и, могу вас заверить, оба с радостью примем вас под свою опеку.
– Вы, – сразу решила я, хотя и не представляла, лучше ли он, чем Бовалле, и вообще ничего не знала ни об одном из них, но этот человек обратился ко мне с уважением, а Бовалле, похоже, был заодно с мадам Натали, к которой у меня возникла стойкая неприязнь.
– Она выбирает меня, – сообщил Прово комиссии.
Бовалле сдвинул брови:
– Естественно. Вас всегда тянет к les jeunes filles[17]. Очевидно, они питают ответную склонность к вам.
Мадам Натали фыркнула и стукнула соседа по руке лорнетом, воскликнув:
– Стыдитесь!
Прово снова повернулся ко мне:
– Мы оповестим вас о зачислении с курьером. Поздравляю, мадемуазель Бернар. Добро пожаловать в Консерваторию.
Когда я влетела в комнату отдыха, радостного выражения на моем лице хватило, чтобы мадам Г. и Розина встали. Мне пришлось сдерживать слезы триумфа.
Я сделала это сама и теперь стояла на пути к большой сцене.
Акт II. 1860–1862 годы. Инженю
Завоевать недостаточно; нужно научиться обольщать.
Глава 1
– Мадемуазель Бернар, вы опять забыли слова? Может, объясните нам, каким образом это бесконечное затягивание улучшает ваше исполнительское мастерство?
Прово сделал нетерпеливый жест, а я молча стояла перед ним. Свои слова я вовсе не забыла, просто подыскивала правильный тон для их произнесения. Пока я собиралась с мыслями, чтобы попасть в нужную интонацию, он топнул ногой:
– В этом столетии, пожалуйста. Публика уже закидала вас программками и в возмущении покинула театр. Люди приходят смотреть на вашу игру, а не на пантомиму.
Я начала сбивчиво произносить монолог. Роль была та самая, которую мне не удалось исполнить на прослушивании, – Арикия в «Федре». Я с трудом пыталась поймать эмоцию в сложных фразах, но мой наставник ни во что не ставил мои усилия.
– Как странно это слышать, господин мой, боюсь, я в ловушке сна. Неужели я не сплю? Возможно ли поверить в такую щедрость? Что Бог вложил ее вам в сердце? Вы пожинаете заслуженную славу! И слава эта правду превзошла. Вы для меня…
– Нет! – Прово стукнул палкой по полу. – Что это такое? – Он прошагал к сцене. – Где vérité[18], печаль и страх, которые переполняют Арикию?
– Но я… я думала, вы хотите, чтобы я произнесла этот пассаж à la mélopée[19].
– À la mélopée! – Он повернулся и сделал несколько шагов к другим студентам. – Я просил мадемуазель Бернар произносить эти строки таким образом?
Никто не ответил – не посмел, все уставились на свои колени, не желая становиться жертвами его чудовищной снисходительности, и Прово снова направился к сцене. Мне пришлось бороться с собой, чтобы не отшатнуться от его свирепого взгляда.
– Какова принятая в этом заведении система? Каков стиль, введенный в тысяча семьсот восемьдесят шестом году одним из его основателей, Моле, который передал свой бесценный опыт любимому актеру Наполеона Тальма, и это заложило принципиальные основы для обучения наших будущих учеников, включая вашего идола Рашель?
Сдерживая раздражение – когда ему уже надоест высокопарно напоминать нам священную историю Консерватории? – и желание сообщить, что, если бы Рашель приходилось сносить его постоянные нападки, она никогда ни в чем не преуспела бы, я ответила:
– Chant – говорить нараспев, соблюдая ритм, с подчеркнутой модуляцией; vérité – концентрация на содержании и строфике. Mélopée – по сути соотносится с chant или рецитацией.
– А различия между ними состоят…
– Декламация – это искусство чтения стихов четко, мягко или гневно. Гнев и мягкость противопоставляются четкости, потому что четкость – это атрибут техники и выражается в chant, а мягкость и гнев, будучи атрибутами эмоциональности, относятся к vérité.
Даже Прово не мог обвинить меня в нерадивости. Весь последний год я целиком посвятила оттачиванию мастерства, каждый час каждого дня, а нередко и бо́льшую часть ночи. Я стала рабой сцены, вызубривала все роли, не важно, насколько второстепенными они были, и обжигала пальцы об огарки свечей, когда допоздна засиживалась над книгами в своей комнате. Не моя вина в том, что я часто опаздывала. Я жила довольно далеко, а Жюли давала мне деньги на омнибус лишь до или из Консерватории, но никогда в оба конца. Не моя вина, что мне приходилось выбирать пешую прогулку по утрам, а не вечером, дабы не подвергать себя опасности встречи с пьяницами и прочими отбросами общества.
Но месье Прово, знаменитый трагик и главный разбойник «Комеди», к тому же мой личный мучитель, не имел снисхождения к таким мелочам. Он проговорил со злодейской улыбкой:
– Мадемуазель, только что вы проявили себя младенцем у титьки. Можете отрыгнуть все, что высосали. Не пора ли вам подумать о том, как использовать свой исключительный талант к запоминанию в применении этих систем к игре на сцене?
Горло у меня перехватило, но я каким-то образом извлекла из него голос и дерзнула ответить:
– Моя цель, очевидно, состоит в том, чтобы вжиться в роль независимо от того, делаю я это à la vérité или à la mélopée?
– Ваша цель в настоящее время, – возразил Прово, – сделать то, чего требую я. – Он стукнул палкой. – Еще раз.
Кулаки у меня невольно сжались, но я подавила гнев и распрямила пальцы.
– Как странно это слышать, господин мой, боюсь, что я в ловушке сна. Неужели я не сплю? Возможно ли поверить в такую щедрость? Что Бог вложил ее вам…
Бамс!
– Вы что, обрываете грушу с дерева?! – рявкнул Прово. – Что вытворяет ваша рука? Исмена, ваша наперсница, только что открыла вам свои подозрения насчет страсти Федры к Ипполиту, которого вы обожаете. Это момент проникнутого ужасом откровения, и сбор спелых фруктов тут ни при чем.
Кто-то из студентов захихикал.
Глаза обожгло слезами.
– Я делала этот жест раньше, и вы говорили…
– Я говорил, что жест опережает речь. Этого вы тоже не учли. Повторите.
Новая попытка. После четвертого удара менторского жезла, каждый из которых сопровождался словесной поркой, я потеряла терпение и, вскинув руки, закричала:
17
Юные девушки (фр.).
18
Правда, реальность (фр.).
19
Нараспев (фр.).