Страница 65 из 110
– Тогда ты подходишь нам. И мы поставим скорее на тебя, чем на неизвестную личность, не исключено, что полного фанатика.
– Я верю, что к смерти Сиобряна клан Чеаррэ не имеет отношения.
– Отлично.
– Да, прекрасно. Но всё-таки было бы лучше, если бы ты уехал.
Он медленно приблизился, обнимая меня одной рукой, а второй ласково коснувшись щеки:
– Единственная причина, заставившая меня задержаться – это ты.
В памяти возникла комната, слишком пышно и богато обставленная для того, чтобы претендовать на хороший вкус. Большая кровать и мы на ней. Вместе. Рядом.
Шёлк простыней приятно холодит обнажённую кожу.
Длинные бледные пальцы нежно прикасаются к моему телу. Медленно, с затаённой страстью.
А мои руки всегда были более жёсткими и требовательными. Я любила впитывать его боль.
Я пыталась и мне удалось убедить себя в этом, что Элу это нравится так же, как и мне.
Теперь-то я в это не верила. Нельзя любить боль, находясь в здравом уме.
Впрочем, именно то странное отрешённое безумие, которому я никогда не могла найти объяснения и привлекало меня в Эллоиссенте.
– Чего ты хочешь этим добиться? – отстранилась я от протянутой ко мне руки.
– Чем? – голос Эллоиссента прозвучал странно безжизненно.
– Я давно отпустила прошлое, Эл. И тебя вместе с ним.
– И потому я должен был просто взять и уехать? Не оглядываясь? Зная, что оставляю тебя почти в одиночестве в окружении людей, что хуже волков?
– А в чём проблема? Ты всегда так делал. Что изменилось?
Наши глаза встретились.
И мне представился огромный рояль на пьедестале. Ноты на пюпитре. Узкая прозрачная ваза с одним единственным цветком, высоким и ломким.
Я ощутила запах жасмина, витающего в гостиной. Услышала обрывки умирающей мелодии.
На лице Эллоиссента отражалась боль:
– Ты так и не сумела меня простить? Вижу, любовь ко мне, жившая в твоём сердце превратилась в ненависть.
Свет Трёх Лун, вливающийся в высокие арочные окна стал отдаляться.
Великолепная, всепоглощающая мелодия стихла.
– Эллоиссент?
Его имя всё ещё будоражило сердце, но…
– И любовь, и ненависть слишком сильные чувства. Они забирают так много сил. Я научилась жить, избегая того и другого.
Он стоял слишком близко.
Даже густые сумерки, разгоняемые тусклым светом от пары светильников, не способны оказались скрыть выражения обречённости на его лице.
– Это относится ко всем твоим знакомым, Одиффэ? – яд будто стекал с каждого слова. – Или только меня? Нашего общего старого друга ты, судя по слухам, приняла иначе.
– Ты в чём-то меня упрекаешь, если я правильно тебя понимаю?
В ответ на лёд в моём голосе в глазах Эллоиссента застыла злость.
– Рискну напомнить то, что ты никогда не должен забывать: в чём-либо упрекать меня у тебя нет права. Много лет назад ты сам отказался от него, приняв правильное решение.
Что же касается Миарона – не стану ничего отрицать. Моя ненависть к нему оказалась недолговечней моей любви к тебе.
– И в своих поступках ты не видишь противоречия? – заинтересовался Эллоиссент.
– Нет.
Губы Эллоиссента дёрнулись, словно подавляя желание сказать что-то слишком резкое.
Впрочем, и то, что слетело с них, приятным считать можно вряд ли.
– Разве можно посчитать противоречивым поступок женщины, отдавшейся врагу при первом удобном случае?
– Отдавшейся врагу? – рассмеялась я. – Но, милый, – интонация произношения я позаимствовала как раз у Миарона, – Миарон моим врагом никогда не был. Я сбилась со счёту, сколько раз он вытаскивал мою (дико извиняюсь за речь, недостойную королевы) задницу из колючек.
То, что сам он тот ещё тип, отрицать бессмысленно.
Но ты и сам ведь помнишь какой это восхитительно горячий тип, правда? – с издёвкой протянула я. – Он из тех мерзавцев, с которыми куда приятнее проиграть своё целомудрие, чем последнее сохранить. Да тебе ли мне это рассказывать? Помнится, ты в своё время тоже, не будь дурак, «нет» не спешил говорить?
– Нужно полагать, за годы своего супружества ты успела привыкнуть к любви на троих?
Я с трудом подавила первый импульс отвесить ему пощечину. Но вспомнив, что я королева, а не прачка, лишь усмехнулась ему в лицо и коротко бросила: