Страница 46 из 110
На лицо Миарон тоже легла тень:
– Да не хотел он тебя убивать – хотел привлечь твоё внимание. Ну и меня заодно побесить. Мы повздорили. В последнее время мы часто так делаем. На этот раз в очередной не сошлись во мнениях.
– Во мнениях о чём?
– Лучше не спрашивай. Ответ тебе не понравится.
– И всё же? – настаивала я.
– Паршивец слишком любит играть с огнём. Не мудрено, правда? С учетом наследственности и воспитания. Но закрутить роман с сыном одного из главарей оборотнического клана, а потом бросить его – это было слишком.
К сожалению, Лейриан унаследовал куда больше от своего отца, чем от меня.
Мне захотелось отвернуться от белого света и попросту на него не смотреть.
– Жаль, что моему сыну не нравятся девушки.
– Ну, девушки ему нравятся. Даже больше юношей. В результате такой вот любвеобильности отсиживаться дальше в Синих Горах не было никакой возможности. Пришлось всё бросать и нестись Ткач знает куда. А тут он выкинул фортель похлеще прежних.
– Соболезную.
Миарон замолчал и долго и пристально глядел на меня.
– Сколько времени ты не питалась?
– Не помню.
– А сколько энергии потратила?
– Много.
– Спала-то ты хоть нормально в последний раз когда?
– Нормально? Да почти никогда.
– Давай меняться местами. Иначе рискуешь заснуть прямо в кресле.
Оборотни передвигаются быстро.
Я не успела ответить, как Миарон, исчезнув у меня перед глазами, возник за спиной, легко подхватил на руки и уложил на кровать.
Растянувшись рядом, прижал меня к себе, обволакивая теплом, уверенностью, силой.
Шепнул:
– Спи.
– Если завтра тебя найдут в моей постели, то казнят, – уже сквозь подбирающийся сон прошептала я. – И меня, возможно, тоже.
– Всё будет хорошо. Я найду способ выкрутиться. Отдыхай, любовь моя.
Возможно, это магия? Или извращённая привычка – верить ему?
Так много лет назад, подобрав на улице, потерянную, замерзающую и голодную, Миарон заставил меня поверить – дальше всё будет хорошо.
Как и прежде, он внушал уверенность в том, что, если он рядом – я в безопасности.
В его объятиях было легко и спокойно.
– Я рада, что ты жив. Все эти годы сознание твоей смерти так угнетало, – прошептала я в полудрёме.
– Рад это слышать.
***
Проснулась я от непонятного чувства блаженства.
Тело охватила истома. Хотелось потянуться и застонать.
Ночь ещё не кончилась. Под балдахином было темно и жарко.
Меня держали в объятиях властно и в то же время – нежно.
Не открывая глаз, я сама потянулась, обнимая Миарона за плечи, позволяя себе раствориться в жадном, жарком поцелуе.
За много лет целомудренного супружества, в котором Сиобрян редко вспоминал о супружеском долге, я успела забыть, какое наслаждение могут дарить мужские руки, губы, тело.
А теперь глубже и глубже погружалась в волны страсти.
Жилистые руки Миарона зажимали мои ладони, словно в замке, над головой.
Наши ноги переплетались, тела льнули друг к другу.
Всё было как во сне.
В объятиях Миарона я была словно уже и не я. Будто перестала быть расчётливой королевой, благоразумной матерью, уважаемой госпожой и превратилась в горячий язык пламени, танцующий на остром фитильке.
Я так истосковалась по мужской ласке, по обыкновенному человеческому теплу, по желанию, словно навсегда покинувшему моё тело, что даже и не думала сопротивляться пробудившейся страсти.
Взять то, что хочется сегодня и пусть завтра само о себе позаботиться.
В накатывающих волнах чувственного наслаждения мы плыли рядом. С каждой новой лаской оно становилось острее.
Напор, с которым Миарон увлекал меня в огненный водоворот, делался всё решительнее.
Прижимая к себе так, будто намерен был никогда не отпускать, он целовал меня снова и снова, то легко прикусывая губы, то искушая языком, дразня отступлением, словно приглашая на танец.
В голове шумело. Сердце болезненно колотилось в предвкушении того, что должно было случиться и к чему стремилось всё моё существо.
Я чувствовала, как под моими ладонями перекатываются тугие мышцы на груди и плечах Миарона.
Какой горячей, как печь, и гладкой, как шёлк, была на ощупь его упругая кожа.
Словно цветок под солнечными лучами я раскрывалась ему навстречу, содрогаясь под единым натиском силы и страсти.
Как и в тот, незабываемо первый и единственный раз, его движения были мощными, толчки сильными, вырывающими у меня стоны.
Он не желал отступать, пока не довёл меня до экстаза.
Зарычав, как зверь, Миарон с такой силой в последний раз вошёл в меня, что в какой-то момент мне казалось, что я попросту сломаюсь в его руках, как тонкая ветка.
Но вместо боли тело пронзило острое наслаждение, и я обмякла, тяжело дыша.
Проникнув лбом к моему лбу, он прошептал:
– Ты самая сладкая огненная ведьма на свете.
Я хотела отстраниться, но Миарон, поймав мои запястья, не позволил.
Чуть подвинувшись, заставил улечься рядом.
Я подчинилась, потому что хотела подчиниться.
Он смотрел на меня серьёзно и внимательно.
Я так давно не видела его лица – пятнадцать долгих лет. Но он не изменился. Всё те же круто изогнутые брови над синими глазами, вызывающе тёмными. Похожие на открытую рану, губы, почти непристойные в своей болезненной чувственности.