Страница 7 из 30
Сколько он себя помнил, вся его жизнь проходила бок о бок с техникой. Громоздкие магнитолы сменились небольшими плеерами, которые можно было повесить на пояс. Кассетные плееры уступили дисковым, а те были оттеснены маленькими флеш-собратьями, умещавшимися в карман. Появились мобильные телефоны с плохонькими пластмассовыми наушниками. Компьютер, ноутбук, смартфон... Наушники получше, музыка погромче и потяжелее. И каждый аппарат разобран и изучен досконально, а затем собран заново - так, чтобы стать верным другом. Гораздо более верным и надёжным, чем люди вокруг. Техника, прошедшая через его руки, ни разу не подводила, служа верой и правдой своему поначалу хозяину, а затем и создателю.
Первые компьютеры, собранные им, могли выполнять всего одну операцию одновременно, а их внешний вид создавал риск быть принятыми за кучу хлама. На стене его комнаты висела фотография первого в мире компьютера IBM - громоздкая машина, составленная из множества блоков. Она была для него образцом - и все последующие модели, во много раз быстрее и совершеннее оригинала, сильно проигрывали всего по одному, зато ключевому параметру.
Они не были первыми.
Он хранил свой первый компьютер рядом с этой фотографией. Металлический уродец, гордо выпятивший пузатый системный блок, был для него воплощением совершенства. И в самом деле - именно в нём, первом, заключалась та искра, которая давала жизнь всем последующим творениям. Эта искра, идея, возможность - для неё не было названия. Это был принцип действия, прорыв, начало, зарождение. Это была та самая печка, от которой он танцевал. Та самая таинственная Альфа, от которой только и могли развиваться события. Как зарождение жизни - таинственное и непостижимое, это было для него всем.
Чем дольше он собирал свои компьютеры, тем совершеннее они становились. Краем уха он слышал о том, что учёные разрабатывают электронные протезы, способные заменить утраченные конечности, что уже есть искусственные глаза, что компьютерный чип теперь размером с пылинку. Он не мог позволить себе изучать эти технологии на конкретных примерах, так, как он привык - разбирать, снова собирать и тестировать, улучшать, переделывать, доводя до предела возможного для каждого прибора совершенства. Зато он мог позволить себе создавать и творить - собственные технологии, которые, возможно, шли в ином направлении, зато идеально подходили именно ему, а не были безликим обобщением, созданным для всех сразу.
В памяти всплыл ещё один эпизод, но он не стал отсекать его как ненужный. Он вплёл эпизод в сон, придав ему ту естественную запутанность и нелогичность, без которой сон неизбежно превращается в неумолимо правильную и невыносимо скучную реальность.
Промозглым октябрьским вечером он возвращался домой после очередного рабочего дня. Шёл дождь, мерно постукивая по зонту. Шёл и он, отмеряя шагами серую аллею. Кроны деревьев, обрамлявших её, скрывал низко надвинутый купол зонта, и на его долю уже не доставалось разноцветья осенней листвы. Только чёрные мокрые стволы, забрызганные ботинки и грустный, весь в трещинах, асфальт под ногами.
Асфальт.
Под ногами.
Он не замедлил шаг, но внутри у него всё будто остановилось. Кто сказал, что должно быть именно так? Что асфальт должен быть под ногами, а небо - над головой? Что осень следует за летом, а люди не могут жить вечно? Кто придумал, что мы не можем летать? Что все эти законы неопровержимы - законы, в которые мы так верим, потому что эта вера даёт нам хоть какую-то почву под ногами. Потому что без этой веры у нас не было бы ничего - одни фантазии. Только тот, у кого нет ничего внутри, может искать опору во внешних вещах...
Он не остановился и не стал пытаться взлететь или поменять местами асфальт с небом. Он лишь приподнял зонт и внимательно посмотрел на золотистые октябрьские листья. Его окружали каштаны и дождь. Он не чувствовал их - он был слишком погружён в себя. Купив стакан горячего кофе в мобильной кофейне, он пошёл дальше. Вкус кофе не запомнился ему. Да и сам кофе тоже.
Через год он создал первый собственный прототип электронного заменителя конечности.
И одновременно с этим важнейшим шагом перед ним встала первая по-настоящему сложная проблема.
Он понимал, что не сможет самостоятельно опробовать новинку на себе - ему предстояло обратиться за помощью к совершенно посторонним людям.
Тот мир, тот город, что жил за окнами своей особой жизнью, был безнадёжно огромным и ещё более безнадёжно чужим. И, словно кит, он не мог не втягивать в своё жадное чрево городской планктон. Каждый житель, будучи частью системы, обязан был с ней взаимодействовать. В противном случае система отторгала ставшую чужеродной частичку, лишая последнюю малейшего шанса на выживание.
Среди сотен тысяч таких частичек, безусловно, были и те, кто сумел подобраться ближе к верхушке системы и, подобно паразитам в чреве кита, извлекать из гиганта максимум собственной пользы. Каждая такая частичка окружала себя огромным количеством связей с другими паразитами и накапливала массу информации, помогавшей ей в извлечении выгоды.
Ещё одна система - точнее, над-система, - объединяя гигантов, давала им возможность взаимодействия на макроуровне. Искать иголку в стоге сена парень не собирался - для его целей вполне подходил один из секторов этой над-системы, в просторечии именуемый Рунетом. А, точнее, его субсектор - крупный инфопортал города.
Почти сутки ушли на то, чтобы собрать и отфильтровать интересующую его информацию. В городе работало безумное количество частных клиник. Проведя простейшие расчёты, он с изумлением выяснил, что на одного человека в городе в среднем приходится по 1,2 врача и 3,5 медсестры.