Страница 11 из 17
Лис был прав: внутренний дворик, так называемый клуатр, как он ей пояснил (ну да, исконно русское слово, как же!), был невероятный – не потому, что такой красивый с точки зрения архитектуры, хотя и это тоже, просто словно…
Словно находившийся в другом измерении, в которое они и попали, перешагнув его порог.
А может, они тогда в самом деле оказались в другом мире?
С собой Лис прихватил купленные в небольшой римской лавочке французские сладости со странным русским названием макароны: круглое сладкое разноцветное лакомство. То, что он купил в лавочке, было, конечно же, не настоящим кондитерским изделием, которое так любят показывать в фильмах о «сладкой жизни», красиво разложив на этажерках, а всего лишь фабричным изделием в небольшой упаковке из трех штук, причем ядовито-оранжевого цвета и якобы персикового вкуса.
И именно тогда, когда она и поглощала один из этих трех оранжевых макарон, Лис ее и поцеловал – первый (и последний) раз за все их отношения.
А потом в клуатр зашла говорливая группка азиатских туристов, все очарование параллельного мира рассеялось, и она, поперхнувшись этим самым оранжевым макароном, долго кашляла, а Лис, кажется, не на шутку перепугался, решив, что она отдаст концы прямо в этом самом прелестном внутреннем дворике римской базилики.
Да, если о хомяке могли знать и другие, то о клуатре и макароне только Лис – и она сама.
Поцелуй был первый и последний, потому что после того Лис ни разу не пытался перевести их отношения в иную плоскость.
За что Васса была ему крайне благодарна: ведь им это и не требовалось.
Или она ошиблась?
– И снова правильный ответ! – прокомментировал ее ответ канадец, и Васса ощутила себя прямо как в телевизионной викторине.
– И, наконец, вопрос последний, который на этот раз состоит из целых трех. Итак, мисс, что же вечно?
Что же вечно? Васса на мгновение замерла, чувствуя, что ее пальцы впились в мобильный с такой силой, что заныли.
Это то, что они обсуждали с Лисом – и что она недавно снова перечитала в их чате.
Том самом чате, который навсегда остался незавершенным.
– Три вещи, – медленно проговорила она, – Вселенная, ее фундаментальные законы и…
– И? – переспросил канадский адвокат, и Васса тихо добавила:
– И любовь.
Похоже, теперь она понимала, что имел в виду Лис. Она тогда ведь не сообразила, при чем тут любовь. Вселенная – еще понятно. Ее фундаментальные законы – само собой.
Но любовь?
И вдруг поняла: а ведь Лис, пожалуй, любил ее. Ну да, и она его тоже – но вот только то чувство, которое он испытывал к ней, было не похоже на чувство брата к сестре или друга к подруге.
Похоже, там было что-то иное.
Совершенно иное.
А она так этого не поняла и не знала. А когда узнала, то было уже поздно: борт EL2707 уже спланировал в Индийский океан.
О Лис, Лис, если бы ты сказал это раньше…
Он, похоже, и пытался, разве выходка с оранжевым макароном в клуатре базилики Святого Павла перед городскими стенами не попытка…
Признаться ей в любви?
Только вот она не хотела понять – или не могла. Или все же не хотела?
Канадец одобрительно заметил:
– Мисс Трубачёв, вы успешно прошли идентификацию. Еще раз прошу прощения за эту процедуру, но таковы были пожелания моего клиента.
И добавил:
– Боюсь, что моего покойного клиента, месье Элайджи Лукин.
Васса поняла, что вот-вот расплачется.
– Поясню, что ваши контактные данные были оставлены нашей юридической фирме моим клиентом, как и вопросы, которые вам следовало зачитать, и, только получив на них ответы, идентичные тем, что находятся в закрытом конверте, вскрыть который можно только… только в ряде заранее оговоренных случаев.
Заранее оговоренных?
– И один из этих заранее оговоренных случаев, увы, наступил. Самолет, на борту которого находился наш клиент, пропал сорок восемь часов назад, и ничто не свидетельствует о том, что мистер Лукин выжил.
Ну да, первый пилот, вырезавший семью бросившей его жены, покончил затем с собой, забрав на тот свет всех пассажиров и членов экипажа борта EL2707.
Никто изначально не мог выжить.
– Поэтому сразу перейду к делу, мисс Трубачёв. Наш клиент был человеком мудрым и не составлял завещания, потому как любое завещание может вступить в силу только лишь тогда, когда составивший его будет официально признан умершим. Что в данном случае, несмотря на очевидные обстоятельства, тем не менее, в юридическом отношении займет какое-то время, вероятно, даже весьма длительное…
Слушая разглагольствования канадского адвоката с его смешным французским проносом на малопонятном деловом английском, Васса все сильнее и сильнее сжимала телефон, понимая, что еще чуть-чуть и она, похоже, раздавит эту пластиковую штучку.
Пластиковую штучку, которая, как ей стало ясно, и заменяла ей все эти годы отношения с Лисом – точнее, и была неотъемлемой частью их отношений!
– Посему наш клиент еще несколько лет назад, взвешивая все возможные варианты развития событий, отказался от возможности составления завещания в вашу пользу, мисс Трубачёв, а вместо этого использовал весьма остроумную, однако от этого не менее действенную и, уверяю вас, полностью легальную схему юридически-имущественных отношений…
Васса, голова у которой шла кругом, чуть ослабив хватку, перебила его:
– Мистер Туве, что именно вы хотите мне сказать?
Адвокат, кашлянув, ответил:
– Ах, извините, мисс, эта вечная адвокатская привычка говорить непонятно и витиевато… На самом деле все просто – наш клиент, увы, наш покойный клиент, потому как развитие ситуации с самолетом, на борту которого он находился, не позволяет сделать никаких иных выводов, юридически оформил права владения всем своим имуществом на вас, мисс. Все это время вы наравне с ним являлись владелицей всего того, что принадлежало месье Лукину, о чем, однако, понятия не имели…
Ну да, не имела, и Лис ведь тоже ей ничего не говорил! Вот ведь сюрприз – он не просто все завещал ей, а сделал ее совладелицей и теперь, после собственной гибели, которую словно предвидел (не предвидел, а просто просчитывал все возможные варианты, в том числе и весьма трагические, не желая, конечно, чтобы они имели место), единственной владелицей всего того, что ему принадлежало.
Своей недвижимости. Своих счетов. И своего стартапа.
– И что это означает? – проронила Васса. И зачем ей все это: вся эта недвижимость, все счета и даже стартап?
Она бы тотчас, не медля ни секунды, все бы отдала, если бы…
Если бы Лис объявился, заявив, что опоздал на этот злополучный рейс EL2707, проспал все эти часы в гостинице, а теперь снова вышел на связь.
Нет, он не опоздал. И не проспал все эти дни в гостинице. А, как и двести пятьдесят других человек, был убит хладнокровным маньяком, покоясь теперь где-то на дне, под многокилометровой толщей вод Индийского океана.
Двести пятьдесят один.
– Мисс Трубачёв, это означает, что вы вольны распоряжаться по своему усмотрению всем тем, что принадлежит… извините, принадлежало нашему клиенту. И все время могли, юридическая база была подведена почти три года назад, однако вы ведь понятия об этом не имели.
Почти три года назад? И все эти без малого три года Лис ничего ей не говорил.
Васса задохнулась от злости – и поняла, что вот-вот разрыдается. Ей что, дуться на Лиса за то, что он сделал ее владелицей всего того, что у него было?
Они ведь и так делили мысли, эмоции и, вероятно даже, душу.
Да, ту самую душу, которая у них, идентичных, нашедших друг друга половинок, была одна на двоих.
Так какое значение имеет в таком случае имущество Лиса, о котором она никогда не имела представления и на которое ей было решительно наплевать – что три года назад, что сейчас.