Страница 162 из 164
И вышел, оставив меня наедине с запасами еды. Спасибо и на этом. Но я не могла поверить, что когда-то мечтала о нём, считала идеалом, романтическим героем…
Чартерный самолёт летел над густым покровом джунглей, в которых затерялся обезумевший от горя Алоис. Что с ним? Найдут ли его фебины? Поймает ли Доминатрикс? Не случится ли иной беды? Скованная серебряными кандалами Виктора, я сидела в уютном кресле, сытая, выспавшаяся перед отлётом и опустошённая – бесконечно прокручивала в голове эту странную историю.
Настоящий любовный роман, но почему кончился плохо? Почему в жизни всё рассыпалось, полетело к дьяволу, и после стольких усилий – только боль и проблемы? Алоис ведь стремился к… если не благородной, то доброй цели, так почему всё стало только хуже?
Или не хуже? Что бы он делал со своей королевой? А Доминатрикс, например, вернулась к жизни, ей ведь тяжело было существовать артефактом, душой в бутылке. Не знаю, правда, чем кончится её возрождение для Королевства, но официально пока никаких заявлений не поступало. И я наконец свободна…
Эта любовь принесла почти одно только зло, может, потому, что Алоис был эгоистичен в своих желаниях? Или он в этой истории злодей, получивший воздаяние за преступления? Критерии любовных романов вдруг показались мне невыносимо тесными для того, свидетельницей чему я стала.
Закрыв глаза, я увидела Алоиса – воспоминания о нём: как он вёл лекции, говорил с Шарлоттой, насмешничал, читал нравоучения… улыбался. Его надо было вычеркнуть из заново начинавшейся жизни, но я не могла.
На старой кухне, приведённой в порядок усилиями Алоиса и снова запылившейся, вошедший Каннингэм развеял кандалы Виктора. Заварив чай, он сел напротив меня – совсем потерявшейся, вымотанной, с ноющей после перелёта головой – и, дружески похлопав по руке, велел:
– Рассказывай.
Глядя на его озарённое электрическим светом осунувшееся лицо, в третий раз я рассказала всё почти спокойно, как старую новость. Каннингэм сердито кивал.
– Что с ним будет? – устало спросила я.
– С Алоисом? Не знаю…
– Вы смогли нас прикрыть? Инквизиция не потребует объяснений о нелегальном пересечении границы?
– Они не знают, что вы покидали Альбион, придерживайтесь той же версии: лично вы болели из-за нервного срыва.
– Хорошо, – я кивнула.
Каннингэм похудел, под глазами залегли нездоровые тени.
– Утомили мы вас, – внутри было гадко… и пусто.
– Да, – впервые он усмехнулся и, приглаживая дерзко рыжие волосы, добавил: – Это были тяжёлые дни, давно так не напрягался.
– Доминатрикс?
– Её воскрешение скрывают, но Королевство официально объявило о тяжёлой болезни королевы. Наверное, будут менять.
– Алоис?
– Ещё ищут, но допуск на исследования у ордена недельный, если не найдём, придётся отступить.
– Неужели вам так хочется отомстить за неподчинение? – я всматривалась в рябое вытянувшееся лицо. – Да, из-за Алоиса было много неприятностей, но не проще ли оставить его в покое?
– Я не собираюсь мстить, – удивлённо ответил Каннингэм. – Я ему искренне сочувствую, хотя предупреждал, что до добра эти отношения не доведут. Алоис сильный игрок, не столько магией, сколько связями. Да и с ведьмами умеет договариваться, как никто другой, даже без подчинения. Было бы глупо его терять из-за какой-то любви.
Моя вымученная усмешка прозвучала глухо и странно, и опять захватило власть настырное тиканье часов – ломались судьбы, разбивались сердца, а время шло.
Время шло. Королева Кэрри «умерла» после двух дней болезни, вместо неё на трон Королевства ведьм взошла некая Магнезия. Фото и личной информации о новой Королеве в прессе традиционно не появилось, но я была уверена – это Доминатрикс снова приняли.
Возможно, и Алоис ей достался: экспедиция вернулась ни с чем. Виктор жил на квартире, и в переполненном антиквариатом доме Вайсов я чувствовала себя ужасно, даже книги не помогали – стоило прочитать пару страниц, и я вспоминала Алоиса: он отравил моё любимое занятие своей бедой.
Время шло. И однажды утром, раздвинув шторы, получив в лицо солнечным лучом и оглядев облитую золотом комнату, – стол, лампу, кровать, венецианское зеркало, кресла и шкаф, в котором больше не было книг о «самой ужасной» ведьме, – внезапно поняла: я свободна.
Пусть надо носить бирку инквизиции, пусть пропали несколько лет жизни, но я свободна, и Лондиниум – он тоже прекрасен, и мне всего девятнадцать, жизнь только начинается, и теперь я вправе распоряжаться ей, любить, просто жить.