Страница 14 из 98
И я не пыталась заглянуть ему в глаза, боясь увидеть то, что больше всего ненавидела – жалость.
- Девять лет, девять долгих, мучительных лет.
Я посидела немного, собираясь с мыслями.
- Не думай, что я какая-то мазохистка, что столько лет терпела все это. Неужели ты думаешь, что я со своей второй ипостасью не могла бы с ним справиться – могла. Но я так же могла его и убить, уж слишком сильна была моя ярость и чувства могли выйти из-под контроля, поди потом службе охраны докажи, что ты была права. Я не могла сесть в тюрьму, и у меня были на то свои причины.
Через пару лет он смог-таки выходить на улицу, я узнала, что практически всех его бывших компаньонов убили при задержании службой охраны, так что препятствий на его пути больше не существовало.
Я надеялась, что все теперь изменится, наладится и будет хорошо. Поначалу действительно все шло неплохо, быт потихоньку налаживался, я его знакомила со своими знакомыми и пыталась помочь ему найти работу. У нас состоялась свадьба, но из родных ни с его, кроме мамы, конечно, ни с моей стороны никого не было, только знакомые и друзья. Мы начали, как мне тогда казалось, новую жизнь.
- Знаешь, как я получила впервые в подарок дорогую косметику? Он мне после очередного скандала заехал кулаком, а я не успела увернуться, и чтобы замазать на скуле синяк, получила в подарок дорогущий тонсептик, кстати, вашего производства. Ненавижу всевозможные тоники и пудры,- с ненавистью закончила я.
Вскоре все вернулось на круги своя. Первые несколько лет я переживала, пыталась как-то сгладить, наладить, ругалась с ним, а потом после примирения, говорила о том, что я могу долго терпеть, но когда-то мое терпение кончится, и я просто перестану бороться за нас. Он меня уверял, что постарается изменить свое поведение, что все наладится. Но ничего не менялось и со временем все становилось еще хуже. Я перестала приглашать кого-либо в гости к нам, потому что не хотела, чтобы посторонние видели, как он походя может меня унизить словом, окриком. А я, темшарзево мамино воспитание, делала вид, что не заметила, как же, 'сор из дома не выносят'. Я свела общение со всеми своими друзьями и родственниками к минимуму, потому что устала улыбаться и лгать, что все хорошо, когда выть хочется. Правду же не расскажешь никому, она, правда эта, никому не нужна.
После того как я поняла, что тратами нашего семейного бюджета он решил распоряжаться сам, причем исключительно в свою пользу и совершенно игнорируя мои потребности, я перестала отдавать свои деньги в семейную копилку.
- В смысле,- вопросительно поднял брови Нат.
- Что в смысле? - съехидничала я.
- Ну, вот это твое 'исключительно в свою пользу'?
- А это в том смысле, что большая часть суммы шла ему на сарэлы (потому, что не курить он не может), на дорогую одежду (потому что он не может носить дешевые вещи, и вообще, ему нужно выглядеть презентабельно, так как будущие партнеры встречают всегда по одежке), ну и... много чего еще. Я же в то время была вынуждена ходить в одежде из вторых рук.
В общем, важно было другое: постепенно, но верно я менялась и превращалась из довольно наивной и добродушной девчонки, верящей в то что все будет хорошо, в циничную особу. По сути, в последние полтора года нашей жизни - это была скорее не семейная жизнь, а совместное проживание - я устала бороться, у меня опустились руки. Мне стало все равно, и я бы, наверное, давно от него ушла, но не могла, на то были причины, тебе о них я рассказать не могу. По крайней мере, не сейчас.
- А что было потом?
- Потом? Потом он погиб, а я, поработав еще полгода и собрав нужную сумму поехала учиться в ХАИМ.
- Но почему ты никому ничего не рассказала, хотя бы в той же Службе охраны?
- Вот скажи, ну, кому? Сестрицы только тихо порадовались бы и сделали вид, что их это не касается. Отец... у него другая семья, новые дети и свои проблемы. А Служба охраны, им пойди еще докажи, что все было именно так, а не наоборот. Да и вообще стыдно. Вышний, как же стыдно все это, мерзко, об этом хочется забыть, а не трезвонить по всему свету и чувствовать на себе потом любопытные, жадные до новых подробностей и жалостливые взгляды. Это стыдно, понимаешь ты это!
- Значит, об этом никто не знает?
Я помотала головой.
- Только трое, ты, его мать и я. И я надеюсь, что так и останется.
А потом немного помолчав, добавила:
- Знаешь, говорят, что всё, что нас не ломает, делает нас сильнее. Я думаю, это не совсем так. Мы становимся более жесткими, если не сказать жестокими и внутренне очень сильно меняемся, нам становится намного сложнее искренне улыбаться.
Между нами на пару минут повисла тишина, и только звук разбивающихся о скалы волн нарушал ее.
- Слушай, ты мне обещала рассказать о ваших домах и почему их невозможно купить, - решил сменить неприятную тему Нат.
- Тут все очень просто. Понимаешь, строительством семейных домов у нас занимаются исключительно женщины. Нет, я не имею в виду, что они сами со шпателем стоят и укладывают кирпичи. Просто мы, как бы это лучше сказать, мы подходим к возведению дома с душой. Любая девочка у нас с раннего возраста мечтает и представляет, каким будет ее Дом, поэтому те девчонки, кто подходит к возрасту невест, вместе с мамами участвуют в строительстве.
Понимаешь, женщина наблюдает за строительством своего дома и контролирует все, от момента заливки фундамента и до окончания отделочных работ. Она душу вкладывает в свой дом, и эта частичка ее души бережет и охраняет ее дом, это как родить и вырастить ребенка. Женщина в прямом смысле является хранительницей дома. В этот дом никто не сможет войти, если имеет дурные намерения по отношению к кому-то из проживающих там. Если женщина построила дом для своей дочери, то после свадьбы дочери она вводит ее в дом, представляет ее как новую хранительницу.