Страница 18 из 18
Принять решение гораздо проще, чем воплотить. В этом я убеждалась неоднократно. И сейчас, стоя у дома Людмилы Соболевой, снова терзалась сомнениями, не решаясь войти во двор. Полиция с ней уже общалась. Каково это узнать о смерти дочери спустя двадцать лет? Не хотелось бы разбередить рану ещё сильнее. С другой стороны, ничего хорошего я о ней, как о матери, не слышала. Возможно, она вообще не переживает.
Посмотрев на телефон, отметила, что времени до моей смены в магазине осталось немного, и неуверенно толкнула старую деревянную калитку.
Заросший бурьяном пустой двор и неухоженный старый дом, как и в первый раз, никаких ассоциаций не вызвали. На стук в ветхую облезшую дверь никто не отозвался. Я вдохнула поглубже, словно готовилась погрузиться под воду, и вошла внутрь.
В нос ударил тяжёлый, затхлый запах сырости и чего-то прелого. В темноте коридора жалобно и протяжно мяукнула кошка, где-то в глубине дома работал телевизор. Для верности я постучала ещё раз и, не получив ответа, разулась и пошла на звуки, осторожно переступая через сваленные повсюду вещи и предметы обихода. Да уж, обстановка не из приятных! Как можно жить среди подобного бардака?
Хозяйка обнаружилась на такой же захламлённой кухне, пропитанной сигаретным дымом, алкогольными парами и резким ароматом несвежих продуктов. Перед ней на столе, застеленном облезшей клеёнчатой скатертью, стояла на четверть пустая бутылка водки и глубокая, наполненная окурками тарелка с отбитым уголком. В открытой банке со шпротами, жужжа пировали мухи. Похоже, сведения Раисы Фёдоровны устарели.
Женщина сосредоточено копалась в ящике стола в поисках чего-то, видимо, очень ей нужного и материлась сквозь зубы, не находя искомое.
Я с надеждой вглядывалась в засалившиеся седые волосы, нездоровый землистый цвет лица, дряблую, напоминающую сморщенное печёное яблоко кожу и старый, потёртый, вылинявший халат, но ничего кроме жалости и удивления (как можно добровольно довести себя до подобного состояния?!) не чувствовала. Женщина выглядела лет на двадцать старше своего настоящего возраста.
Я кашлянула, привлекая к себе внимание, и задохнулась, встретив немного мутный взгляд зелёных глаз. Точно такие же глаза, только ярче и моложе были у отражения из моего сна. Женщина растеряно моргнула, увидев меня, побледнела и вдруг хриплым, дрогнувшим голосом неуверенно позвала:
- Вика?!
Я испуганно ахнула и запротестовала:
- Нет, что вы! Я - Лиза, практикантка из районной газеты. Хотела бы с вами поговорить о… Вике, если можно.
Она разглядывала меня почти минуту, потом совсем другим, раздражённым тоном заявила:
- У меня курево кончилось. У тебя есть?
- Нет. Не курю.
-Так пойди, купи, да побольше! А потом, может, и поговорим, - несмотря на исходящий от Людмилы стойкий запах перегара, говорила она уверенно и пьяной не казалась.
Честно говоря, я не знала, как реагировать на подобное предложение, а она, расценив моё молчание как отказ, резко сказала:
- Не хочешь раскошелиться, отвали! Ты - не полиция, я тебе задаром ничего говорить не обязана. Я хоть институтов не кончала, свои права знаю!
Пришлось сбегать в ближайший ларёк за сигаретами. Не видела смысла отказываться - другого случая пообщаться могло и не представиться. Вспомнив, что ничего пригодного в пищу на кухне Соболевой не наблюдалось (там даже холодильник отсутствовал), на всякий случай купила хлеб, сок, консервы и немного колбасы.
Людмила больше обрадовалась двум пачкам «LM», но приняла подношение снисходительно и стала гораздо разговорчивей. Она закурила, щедро выпустив струйку дыма в мою сторону, и принялась жаловаться на грубость и бездушие полицейских.
- Плевать они хотели на Вику, что тогда, что сейчас! Вот увидишь, прикроют дело и разбираться не будут!
Сесть на старый, покрытый жирными пятнами табурет, к тому же занятый тощим рыжим котом я не решилась, предпочла отойти поближе к открытой форточке, чтобы хоть как-то сгладить слишком убойный коктейль, пропитавших этот дом ароматов.
- Почему вы так думаете?
- Потому что они таких, как мы, за людей не считают. Я же им прямым текстом сказала, кто Вику убил! - выдала вдруг Людмила, плеснув в пустой стограммовый стакан ещё водки. - А они даже не дослушали, отмахнулись только. Так что там всё уже давно решено. Может, хоть ты в своей газетке напишешь?
- Вы знаете, кто убил Вику? Откуда?! - Если бы на столе не было водки, я бы отнеслась к её словам с большим доверием, а пока перевешивал скепсис.
- Всегда знала, - она залпом осушила стакан и понизила голос. - Тут других вариантов нет, она сама мне сказала, что пойдёт с ним попрощаться перед отъездом. Вот и допрощалась до смерти. Эта семейка её и порешила! Они Вику терпеть не могли, особенно мамаша!
- Какая семейка? - я тщетно пыталась уловить смысл в этом бурном словесном потоке. - О ком вы говорите?
- О Гориных, о ком же ещё! - взгляд зелёных глаз стал злым и колючим. - Да ты их, наверное, не знаешь…
- Я знаю только хирурга Горина, - вспомнила недавнее не слишком приятное знакомство. - Игоря Борисовича.
Людмила презрительно усмехнулась:
Конец ознакомительного фрагмента.