Страница 10 из 47
Познавательные формы (методы, понятия и т.д.), будучи способом реализации субъективной активности процесса познания, имеют непосредственное отношение не к объекту, а к самому познанию, практике его осуществления. Именно в познавательных формах фиксируются закономерности, инварианты познавательной деятельности. Причем инвариантное, устойчивое в познавательной деятельности определяется не только объектом (природа объекта, его качественная определенность, безусловно, накладывает необходимые ограничения на процесс протекания деятельности, которая, чтобы быть успешной, должна соответствовать объекту), но и особенностями самой деятельности как общественного явления. Надо иметь в виду, что деятельность реализуется не только в отношениях субъекта и объекта, но и в отношениях между участвующими в ней субъектами. Это означает, что познавательные формы имеют «социальную окраску», становятся социально закрепленными нормами, правилами осуществления деятельности. Познавательные формы, выражая инвариантное, закономерное в деятельности, создают тем самым необходимые условия для ее регуляции. Являясь способом фиксации, закрепления многолетнего опыта практического осуществления деятельности, познавательные формы выступают в качестве той основы, на почве которой субъект деятельности получает возможность реализовать свои способности, свое субъективное стремление к свободе творческого самовыражения. Но вместе с тем они не только обеспечивают свободу субъекта в деятельности, но и определенным образом регулируют его активность.
Именно в познавательных формах фиксируется необходимость употребления тех или иных средств, приемов деятельности, порядок их применения, обоснование их связи, последовательности и т.д. Формы выражают правильность осуществления деятельности. Выполнение регулятивной функции обеспечивается еще и тем, что познавательные формы опосредованно относятся к объекту деятельности, содержат в себе объективные отношения к действительности; формы познавательной деятельности представляют собой единство объективного и субъективного, индивидуального и общественного. Аналогичным образом следует рассматривать такую важную познавательную форму, как метод научного познания.
Необходимо учитывать детерминацию метода как со стороны объекта, так и со стороны субъекта познания. И, соответственно, подходы, преувеличивающие либо субъективную, либо объективную сторону метода, будут односторонними. Например, Марбургская школа неокантианства преодолевает кантовское противопоставление трансцендентального субъекта трансцендентальному объекту (вещи в себе) за счет отказа от «вещи в себе». В результате бытие трактуется как содержание логической формы, так сказать, как находящееся внутри субъекта познания, внутри форм научной деятельности. Самостоятельное существование объекта, вещи в себе отрицается; научный метод с этой точки зрения не зависит от объекта, действительности, поскольку сам объект оказывается результатом творческой созидательной работы мышления, а «понятия науки не являются больше копиями чувственных объектов, а, скорее, символами для организации и функциональной связи внутри существующего. Причем природа, сущность метода усматривается неокантианцами в логическом развертывании мышления, в логическом построении объекта, так что из логики развертывания мысли выводится логика, закономерность действительности. Иначе говоря, в соответствии с общетеоретической установкой философии неокантианства метод определяется через познавательную деятельность субъекта как логическая закономерность его мышления.
В русле течений, субъективизирующих метод, находится и широко распространенное среди ученых представление о методе как субъективных способностях делать открытия в науке. Научный метод с этой точки зрения есть сугубо индивидуальный личностный механизм решения научных проблем, сводящийся к таким психологическим феноменам, как интуиция, воображение, гибкость, нестандартность мышления, зоркость видения проблем и т.д.
Такого рода представления о методе формируются, главным образом, на основе самонаблюдения своей собственной творческой деятельности в науке и, как правило, осмысляются и описываются на уровне здравого смысла с привлечением понятий психологии, в меньшей мере логики, философии и т.д. Так создается своего рода эмпирический (может быть, не совсем строго разработанный и обоснованный с позиций философской методологии науки) уровень осмысления практики научного исследования, возникает эмпирическая фиксация практической работы метода в научном исследовании. Показательны, в частности, рассуждения о том, что первый шаг в научном исследовании - открытие проблемы - всегда будет зависеть от подсознательного, интуитивного ощущения. Оно же подсказывает нам, что среди тысяч вещей, которые мы видим, та или другая представляет собой ключ к чему-то большому и совершенно новому. Если хотите, это догадка, бессознательно опирающаяся на весь предыдущий опыт, но все-таки догадка, а не плановый процесс, контролируемый логикой. (Г. Селье и др.).
Некоторые авторы разделяют ученых на открывателей и на решателей проблем. Названный выше Г. Селье говорит, что первые опираются главным образом на инстинктивное понимание путей природы, обостренное чувство важности предыдущих наблюдений и взаимосвязей явлений в самом широком смысле слова. Вторые -«решатели проблем» - берут что-то уже известное и пытаются расчлени п. его, чтобы понять структуру и механизм. Они целиком опираются на логический анализ, на химические и физические методы. Однако в науке и искусстве природный талант может быть подавлен чрезмерным количеством обязательной учебной работы и рутинной технической тренировки; в то же время его можно развить при обучении под руководством опытных мастеров, стиль которых заслуживает подражания.
Высказывания Селье представляют собой типичный пример индивидуальных форм внутринаучной рефлексии, в которых ученые пытаются осмыслить особенности научной деятельности. Размышления ученых о своей собственной научной деятельности являются ценным свидетельством тех или иных сторон творчества в науке, помогают понять его природу. Например, очевидный теперь для всех факт, что решение научных проблем во многом зависит от субъективных индивидуальных характеристик метода исследования, впервые был осмыслен именно на этом уровне рефлексии. Ведь любая проблема, представляя некий объективный, в какой-то мере независимый от конкретных ученых уровень науки, степень освоенности изучаемого объекта, образует собой форму детерминации научного поиска не только состоянием знания, но и самим объектом. В этом смысле все ученые равны перед проблемой, объектом, поскольку он определяет их усилия, но они не равны в своих результатах. Так, многие пытались создать классификацию химических элементов, однако решил задачу Д.И. Менделеев. Иными словами, на этом уровне рефлексии было найдено еще одно подтверждение того обстоятельства, что детерминированность исследования, его метода объектом не абсолютна, что при всех прочих равных условиях решающую роль играет субъективное, индивидуальное в методе.
На этом уровне рефлексии был осознан также факт чрезвычайной сложности индивидуально-личностных сторон научного метода, невозможность явным образом выразить данную компоненту метода. Сохраняется неартикулируемый, явственно чувствуемый, по словам Л. Пуанкаре, но плохо формулируемый характер правил, предписаний метода. Это признается теперь специалистами в области психологии научного творчества, в области теорий искусственного интеллекта, эвристики и др. Признается также, что дисциплины, специально занимающиеся исследованием закономерностей, механизмов индивидуального творчества, преуспели в этом не так сильно, как хотелось, недалеко ушли от того уровня понимания, который был достигнут в саморефлектирующих размышлениях ученых. Отмечается, например, что весьма частая апелляция к таким понятиям, как воображение, озарение, догадка, интуиция, мало что добавляет к пониманию субъективно-личностной стороны научного познания. Марио Бунге но этому поводу иронизировал, утверждая, что интуиция - это кол-лекция хлама, куда мы сваливаем все интеллектуальные механизмы, когда мы не знаем, как их проанализировать или даже как их точно назвать.