Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 100

Максим подходит ко мне и берет за плечи, «помогая идти». Когда мы были очень близко к секретарше, я так резко взглянула на нее исподлобья, что она перепугалась и отпрыгнула от меня. По лицу моему прошлась довольная злая улыбка. Когда мы оказались на крыльце около школы, я с довольным видом заключила:

- Три-Два? – спросила я ведущий счет.

Парень усмехнулся:

- Если только в мою пользу!

Я закатила глаза:

- Ты не описаешься случаем от счастья? – невинно спросила я.

Он скорчил мне выразительную рожу, я спародировала ее, он спародировал меня, и в итоге мы оба засмеялись.

Я покачала головой, пытаясь привести мысли в порядок.

- Иногда мне кажется, что ты ненормальный.

В его голубых глазах зажегся огонек игры.

- Иногда?

Этот маленький диалог показался мне каким-то смутно знакомым. Словно однажды я его уже слышала. Или читала… Точно!

- Да, иногда, -  вспомнила я завершение цитаты из «Реквиема по мечте». – В остальное время у меня в этом нет сомнений.

Парень улыбнулся из-за того, что я сыграла в правильную сторону.

- Вообще-то, там говорилось «нет в этом никаких сомнений», но это не так важно, - он подмигнул. – Три-три.

- Бери выше – Четыре-четыре. Еще по очку мне за твой новый статус в классе, под названием «шаловливые ручки» и тебе за неожиданную погоню с тряпкой.

Парень рассмеялся.

- Снова ничья, как вчера? Когда же произойдет мой реванш?

- Надеюсь, что не скоро, «шаловливые ручки», - я усмехнулась.

- Кстати, о ручках. Кажется, я тебя задел, прости…

Я искренне удивилась.

- Задел? Где?         

Парень жестом приказал мне развернуться. Я сделала, как он велел, и, заглянув через плечо, посмотрела на то, что он делал – обтряхивал мою спину. В воздухе тут же появилась куча меловой пыли, и мне сильно захотелось чихнуть, но я пересилила свое желание, ведь на самом-то деле пыли было не много, это у меня нос такой особенный.

- Неужели, ты не почувствовала? – удивляясь, спросил он.

Я развернула голову обратно перед собой, и не глядя на Максима, как бы невзначай сказала:

- А я вообще ничего не чувствую.

Вот и свершился великий момент. Я сказала это. Впервые в жизни я призналась в этом, да и еще тому, кого знаю всего пару дней. Что этот парень со мной творит?





Его рука замерла – это я поняла по тому, что звук шуршания ладони о ткань прекратился.

- Ты ничего не чувствуешь?

Что же, слово не воробей – вылетит, не поймаешь. Похоже, придется объяснять. Я развернулась лицом к нему, видя, что на лице у парня играет какое-то непонятное мне выражение, похожее на смесь удивления и облегчения. Удивление – это понятно, но вот облегчение… А оно-то откуда здесь взялось?

- Да. Я ничего не чувствую. Совсем, - вздохнув, я продолжила. – Я не знаю, что такое твердость или тепло. Не понимаю, что такое ветер и как он ощущается на коже. Мне неизвестно, что такое прикосновение, но в то же время я не знаю боли. Физической, - добавила я, спохватившись.

- И ты не чувствуешь, как тебя держат за руку? – он поднял свою ладонь, притрагиваясь к моей руке где-то около кисти.

Я покачала головой.

- К сожалению, нет.

Он молчал, задумчиво смотря на свою ладонь, лежащую у меня на руке.

- И давно это у тебя? – спросил он наконец.

- Сколько себя помню.

Он кивнул.

- Ясно.

Вдруг мне стало страшно. Что он не поймет, не примет меня такой – по сути, калекой. Что его нестабильные легкие чувства исчезнут, растаяв как облачко сигаретного дыма, и останется лишь горьковатый привкус, от которого подташнивает.

Всю свою жизнь я бережно хранила свой секрет, опасаясь вот таких моментов. Я видела, как люди неприязненно относятся к тем, кто неполноценен – он считается недостойным общества, изгоем. Это горькая правда, на которую я бы с удовольствием закрыла глаза, но, увы, не могу. В наше время немногие склонны понимать лишенных того или иного блага – проходя мимо попрошайки без руки, максимум, на который многие способны, это посочувствовать и понадеяться, что с ними такого никогда не произойдет. И лишь некоторые подадут хотя бы монетку. Такие люди кажутся великодушными, но их слишком мало, чтобы такое великодушие сыграло какую-то роль.

- Странно, да? Знаю, это трудно понять… - я не смогла закончить фразу, так как Максим поднял на меня глаза.

В них читался восторг и детская радость. Неужели ему весело от того, что я неполноценна? Ему смешно? Если это так, то мне лучше уйти…

- Это же здорово! – воскликнул он, и его лицо окончательно озарилось. Не вижу ничего «здорового». Если он насмехается надо мной… - В смысле, не то, что такое происходит с тобой, - спохватился Макс, осознавая свою оплошность. – Просто я тебя понимаю! У меня… Тоже кое-что подобное!

Я нахмурилась. Ничего себе поворот!

- Ты тоже ничего не чувствуешь?

Он усмехнулся и мотнул головой:

- Нет. Чувствую я-то, как раз, сверх-хорошо. Я ничего не ощущаю на вкус!

Он был настолько восторжен, и я наконец-то поняла почему. Оттого, что нашел сеньора по несчастью. Очевидно, он тоже ото всех скрывал эту особенность своего организма…

- Поэтому ты ешь все подряд! – воскликнула я, блаженно, облегченно рассмеявшись. Меня словно отпустили страшные кошмары – он понял меня, он был таким же, как я!

Максим захохотал:

- А ты поэтому никогда не жаловалась, когда я на тебя падал!

Я улыбнулась, чуть посмеиваясь вместе с ним. Так сразу на душе легко стало!