Страница 65 из 67
Моментально зверею.
— Сказала бы спасибо. В кои-то веки свел тебя с настоящим джентльменом. Для культурного развития не помешает. Где он, кстати?
— Не знаю и знать не хочу, — фыркает Пинки. — Даже выпивкой не угостил. Сидел со своей дурацкой настойкой и пялился на мои крылья. Спрашиваю, в чем дело, красавчик, не нравятся мои перышки? А он отвечает: «Простите мою неучтивость, мисс Макфарлейн, просто никак не свыкнусь с буквальной стороной здешнего уклада». Я тогда спрашиваю: «Чего особенно в крыльях? У Большого Тони все девочки их носят. Как открылось первое „Небо“, с тех пор…»
— Избавь меня от подробностей, — перебиваю я. — Куда он делся?
— Говорю же, не знаю. Вроде уболтала его пойти в «Злачные пажити», думала, хоть там расслабится. Но у «Жемчужных врат» он чуток отстал, а когда я обернулась — его нигде не было.
— Может, вернулся утренним шаттлом на Землю, — рассуждаю я вслух. — Вид у него был уставший.
— Не было на пристани шаттлов. Специально проверяла.
— Наверное, улетел на последнем, а ты и не заметила.
Очевидно, моя теория верна — Майк как сквозь землю провалился. К пяти утра напрочь забываю о нем, но в полдень, за завтраком, встречаю Большого Тони и бросаюсь с места в карьер.
— Отличные новости. Нашелся управляющий для «Пятого неба», — сообщаю я и выкладываю историю от начала до конца.
— Убедил, Пит, — объявляет Тони, выслушав мой рассказ. — Как появится, веди его ко мне, побалакаем.
Майк прибывает рейсом в четверть девятого. Как и накануне, замечаю его лишь в баромате, хотя весь вечер, по обыкновению, топчусь у «Жемчужных врат». Майк явно нервничает, и с каждым шагом воровато озирается по сторонам.
— Что сказал Большой Тони? — шепчет он, усевшись за стойку, где я треплюсь с блондинкой-ангелочком Дорис. — Назначил собеседование?
— Расслабься, старина. Дело в шляпе, — успокаиваю я. — Идем, провожу.
Большой Тони ужинает в столовой. Обглоданной бараньей ногой делает нам знак садиться. На столе изобилие: цыпленок, лобстер, фазан, утка, молочный поросенок, требуха, копченая белая рыба, телячьи котлеты, виноград, апельсины, мандарины, яблоки, початки кукурузы, спаржа, всевозможные рулеты, масло и куча других аппетитных вещей. Огромный стол меркнет на фоне габаритов Большого Тони. После еды он тянет на двести пятьдесят килограммов. У него необъятное лицо, но кожа упругая, не в пример прочим толстякам. Все потому, что ее обладатель относительно молод — пока.
При разговоре Тони буквально светится. Кто-то считает, из-за пота, сплошной пленкой покрывающего лицо. Но мне-то лучше знать. Свечение идет изнутри. В Большом Тони полыхает неукротимое пламя, куда он регулярно подбрасывает дров, и отблески костра рвутся наружу. Только поистине большому человеку, вроде Тони, с неугасимым огнем в сердце под силу создать семь «Небес» прямо под боком у звезд.
— Майк, верно? — скорее констатирует Большой Тони, поддевая вилкой цыпленка. — Пит говорит, ты раньше управлял похожим заведением.
— Да, сэр, управлял. Но на той неделе мы с шестью братьями решили уволиться.
— Почему?
— Дело разладилось, и надобность в нас отпала. Постоянные клиенты, правда, остались, но они прекрасно справляются без нашей помощи.
— А почему разладилось?
Майк ерзает в кресле.
— На мой взгляд, причина — в непомерной плате за вход. Многие жаловались, но платили, а снижать ее не в наших полномочиях. Потом грянул кризис, но мы надеялись, что в свете демографического бума и массового распространения грамотности все еще наладится. Увы. Поток клиентов мельчал с каждым днем. В итоге нам с братьями осталось только смириться и уйти.
Большой Тони вгрызается в утиный окорочок.
— С чего ты взял, что можешь принести прибыль моему заведению, если погорел на своем?
— Наверняка не скажу, сэр, но чувствую, что справлюсь.
— Чувствовать мало. — Большой Тони бурно жестикулирует вилкой. — Прогорел раз, прогоришь и второй. Объясню, почему. Ты не знаешь три золотых правила. Я тебе растолкую, но соблюдать ты их не сможешь — мозги не тем концом вставлены. В общем, правило первое — давай людям то, что они хотят. Хотят не на словах, не по виду и не по твоему, к черту, разумению. Давай то, чего им действительно хочется. Правило второе — цену назначай доступную, но не грошовую, иначе теряется понт. Правило третье — товар нужно видеть и чуять. Иначе клиент не раскошелится. Сколько бизнесменов погорели на том, что не придерживались трех элементарных правил. Разве можно доверить такому бизнесмену мой клуб?
— Но Тони, — вклиниваюсь я, — Майку очень нужна работа, и…
Большой Тони обиженно морщится.
— Я разве отказал?
— Нет, — лепечу подобострастно, — конечно нет…
— Ты прав, Пит, у него есть класс. Дурак не поймет, что можно сорвать солидный куш, если Майк будет просто слоняться по залу и ни черта не делать. Парень — ходячая реклама, умеет пустить пыль в глаза. Но только полный дурак возьмет его управляющим — не потянет. — Большой Тони пристально смотрит на Майка. — Какие у тебя еще таланты?
Майк воровато озирается.
— Я немного пою. Гимны, рождественские песни и все в таком духе.
Большой Тони моргает, но дает добро.
— Ладно, давай послушаем.
Майк встает, бросает затравленный взгляд по сторонам и откашливается.
— Композиция называется «В саду».
Он поет поистине божественным, самым проникновенным ирландским тенором на свете.
Мы внимаем как зачарованные. На последней ноте Большой Тони восклицает:
— Святая макрель!
— Боюсь, мое соло оставляет желать лучшего, — извиняющимся тоном бормочет Майк. — Видите ли, мы с братьями всегда пели хором. Габри играет на трубе, а я, Раф и остальные поем. Правда, нам не доводилось выступать на публике, а посему…
— Братья поют прям как ты? — недоверчиво спрашивает Тони.
— Ну не совсем. Раф стоит на верхних подмостках, возвышаясь на целую голову. Он…
— Братья тоже ищут работу? — снова перебивает Большой Тони.
— О, еще как! Понимаете…
— Передай, они приняты, — сообщает Большой Тони. — Начинать завтра вечером. — Он обращается ко мне: — Сечешь, Пит?
Пока нет, но потихоньку начинаю.
— Потихоньку, — рапортую я.
Большой Тони сует гроздь винограда в рот и принимается чистить апельсин. Глаза сияют, но жировые складки притупляют блеск.
— «Злачные пажити». Завтра. Канун Рождества. Тут-то мы их и подрядим с рождественскими гимнами. Самое то. Сечешь, Пит? Сечешь?
Теперь да.
— Сделаем специальные подмостки, — оживляюсь я. — Сцену! Прямо у рождественской ели. Ребята станут гвоздем программы.
— Ха! Бери выше. Покажем их по ящику. Эфирное время куплю. Плевать на деньги. Пусть весь мир видит, каково это — бывать на «Седьмом небе». Пусть знают — у нас здесь настоящий класс. А после Рождества Майк с братьями будут гастролировать по клубам с современным репертуаром… Пит, какую ель заказал?
— Шестиметровую.
— Надо больше. Чем больше, тем лучше. В зале запросто поместится десятиметровая.
— Хорошо. В обед ангелы все украсят, а я подберу Майку и ребятам костюмы с крыльями.
— Крылья золотые и побольше. Чем больше, тем лучше, — кивает Тони. — И распорядись, пусть демонтируют купол, чтобы на потолке сияли звезды… Майк, а ты чего? Положим тебе тысячу в неделю — для начала.
— Я… у меня в горле запершило, — лепечет Майк.
— Ну и славно, — ликует Большой Тони. — Тогда по рукам. Пит, под твою ответственность.
Следующие сутки буквально сбиваюсь с ног. Сперва организую эфирное время. Понадобились затяжные переговоры с Землей и все мои дипломатические навыки, но в итоге крупнейший телеканал выделяет нам полчаса в прайм-тайм с половины десятого до десяти. Потом до пяти утра вкалываю, как проклятый, в клубе. Ложусь на рассвете, но выспаться не получается. В одиннадцать, когда не ходит ни один шаттл, в спальню вламываются семеро братьев и будят меня. Братья — точная копия Майка. Та же печаль в глазах и привычка озираться по сторонам каждые две минуты. Веду их репетировать в кабинет Большого Тони. Слушая божественные голоса и переливы неземной трубы, мы с Тони понимаем, что попали в десятку.