Страница 50 из 67
Навеянные алкоголем мысли не давали уснуть. Размышляя о Крэнстоне и его бессилии, Барр вдруг ощутил, как беспомощен сам… «Кукловод, способный мало-мальски влиять на общую картину, я, по сути, так же беспомощен. Нет, не так же — более. Не одурманенный наркотиками, неподвластный лозунгам, глухой к фальшивым доктринам, я полностью осознаю собственное бессилие, пока крэнстоны пребывают в блаженном неведении. Пастух печется о стаде, но в назначенный час отправляет овец на убой, поскольку все мы — рабы главной пастушки, которую сами же создали и чьей воле не смеем перечить. Благие помыслы пастушки не в счет — преступлений во благо совершается не меньше, чем во зло, ибо деспотизм не ведает различий… Я — лишь крохотная шестеренка, что приводит в действие исполинский мозг Старшей Сестры. Неустанно бегу по кругу, и неизвестно, когда остановлюсь. Завтра мне участвовать в цирке под названием парад в честь Дня Старшей Сестры, завтра овцы выстроятся вдоль Церемониальной площади, будут размахивать флагами и славить пастушку, другие овцы засядут перед телевизорами, глотая слезы умиления. Исполинша Бо-Пип[9], твои овечки никогда не разбегутся, им не хватит духу, и хвостики останутся при них. — О, до чего страстно надо желать равенства, чтобы добровольно уподобиться овце, мирно щипать травку на лугах Федправа, а по ночам прятаться за юбку Бо-Пит!.. О, крэнстоны смогли бы покорить звезды, но продали себя и потомство за гаджеты и псевдо-семейный очаг — а в небе одна за другой зажигаются недоступные звезды».
Розоперстая Эос, богиня зари, застала Крэнстона в ванной. Он лихорадочно нашарил в аптечке пилюлю от похмелья, запил двумя стаканами ледяной воды, и уже более-менее нормальным человеком спустился на кухню.
Сварил кофе и, только допивая вторую чашку, вспомнил, какой сегодня день. Все сразу заиграло яркими красками. Крэнстон решительно выплеснул остатки кофе в раковину, вскрыл свежую «термотару» и залпом осушил содержимое компакт-банки. Сунув «термотару» подмышку, поднялся на седьмой этаж, тщательно побрился, принял душ. Держа заветную тару поблизости, он быстро оделся и стал будить жену. После бессонной ночи та никак не желала просыпаться, но услыхав, какой сегодня день, пулей вскочила с кровати. Вспомнив, с кем видел ее накануне, Крэнстон насупился, но пилюля от ненависти вернула душевное равновесие.
Крэнстон надел парадный костюм, Мэдлин — парадное платье. В восемь супруги вышли из дома. Назначенное на десять торжество едва ли начнется раньше одиннадцати, но лучше поспешить — пока простоишь в очереди на поезд, потом полтора часа до Центрального вокзала, плюс полчаса добраться до Церемониальной площади и отыскать местечко поближе к электронному забору.
Спустя два часа двадцать минут супруги стояли на площади, битком набитой людьми. Многие прихватили «термотару». Крэнстон не был исключением. Вскрыв упаковку, они с Мэдлин взяли по банке. Несмотря на ранний час, духота стояла невыносимая, раскаленный ветер трепал полотнища с лозунгами Старшей Сестры, надписи расползались. Над разгоряченными телами висело знойное марево.
— Старшая Сестра! — завопил кто-то.
Ему вторили тысячи голосов, и слова громогласным эхом прокатились по площади.
В небе правительственный вертолет разбрасывал листовки. Крэнстон поймал одну. «Старшая Сестра просит проявить терпение. С утра у нее порвался чулок, а на штопку нужно время». Крэнстон засмеялся, за ним второй, третий. Вскоре хохотали все. У Старшей Сестры свои заботы. Хорошо, она не ропщет и даже шутит на эту тему.
Внезапно Крэнстона как молнией ударило — судя по воцарившейся тишине, всех посетила та же самая мысль. Если парад задерживают, пока Старшая Сестра штопает чулок, значит, она появится на церемонии!
Вот он, обещанный сюрприз!
У Крэнстона перехватило дыхание. Восторг толпы сделался осязаемым и накатывал горячими волнами. Раньше особую атмосферу параду в честь Дня Старшей Сестры придавал сам праздник и Особый девичий отряд с плакатами. В остальном торжество ничем не отличалось от других. Прежде Старшая Сестра не удостаивала праздничное шествие своим присутствием.
Конечно, Сестра не явится лично — Крэнстон это понимал. Никто никогда не видел ее и не увидит. Разумеется, она существует — существует же Бог, хотя кто его видел? Правильно, никто. Нет, она явится не во плоти, а в некоем, доселе неслыханном образе.
Крэнстон тщетно пытался успокоиться, но руки дрожали, в горле стоял комок. Дабы унять волнение, он осушил компакт-банку и потянулся за второй. Вдалеке грянул военный марш, и на площади показалась первая колонна демонстрантов.
Сначала шли солдаты, охранявшие землю, воду и воздух от несуществующих врагов, гремели фанфары, звенели колокольчики, барабаны не смолкали ни на минуту. Ослепительные красотки в камуфляжных бикини несли плакаты во славу Старшей Сестры; алый дым, поднимаясь от воздушных установок, выводил ее имя. И толпа хором скандировала:
— Старшая Сестра. СТАРШАЯ СЕСТРААААААААА!
У Крэнстона по щекам заструились слезы, смешиваясь с потом от невыносимой августовской жары. Слезы текли градом. Рыдали все вокруг. Проходящий оркестр заиграл «Старшая Сестра любит меня» на военный лад, люди принялись подпевать. Сиплым, надтреснутым голосом Крэнстон выводил высокие ноты. Рядом распевала Мэдлин:
— Да, я знаю, Федправ не обманет…
Вдалеке замаячил огромный силуэт.
Неужели она? Крэнстон протиснулся ближе к забору и отчетливо разглядел десятиметровую махину на движущейся платформе. Пестрое хлопчатобумажное платье развевалось на ветру. У основания платформы восседали пигмеи, один крутил штурвал. Сестра утренней богиней возвышалась над толпой; лик подобен солнцу, волосы — золотистый свет. Прелестное лицо обращалось то влево, то вправо; исполинские округлые руки величественно вздымались и опускались. Послышался ласковый громовой голос, словно шум прибоя о песчаный берег.
— ПРИВЕТСТВУЮ ВАС, МОЙ СЛАВНЫЙ НАРОД!
БАМ-БАМ, стучали барабаны. БАМ-БАМ!
Крэнстон зачарованно припал к забору. Сзади напирали страждущие, но он ничего не замечал, только повторял про себя:
— Старшая Сестра, Старшая Сестра.
— ПРИВЕТСТВУЮ ВАС, МОЙ СЛАВНЫЙ НАРОД! — вновь прогремел голос. — ВЫ РАДЫ МНЕ?
— Рады! Рады! — раздалось в ответ.
— СТАРШАЯ СЕСТРА ЛЮБИТ ВАС. СТАРШАЯ СЕСТРА ЗАБОТИТСЯ О ВАС.
(Ликование).
— ОНА ПРИНЕСЛА БЛАГИЕ ВЕСТИ — ОТНЫНЕ ПОЧТОВЫЕ СЛУЖАЩИЕ ПОЛУЧАТ ПРИБАВКУ. ДА, СЕСТРА СПРАВЕДЛИВА. НО ДЛЯ ЭТОГО ОНА НЕМНОГО ВЫЧТЕТ ИЗ ВАШИХ ЗАРПЛАТ. ВЫ ЖЕ НЕ ПРОТИВ? В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ, ВЫИГРАЮТ ВСЕ, ВЕДЬ СТАРШАЯ СЕСТРА ПЕЧЕТСЯ О КАЖДОМ.
— Нет, нет, мы не против. Мы не против!
— СТАРШАЯ СЕСТРА НЕ СОМНЕВАЛАСЬ. ОНА ЛЮБИТ ВАС. ЗАБОТИТСЯ О ВАС.
Крэнстон уже рыдал в голос. Прибавка, ему! Он вплотную прижался к забору.
— Старшая Сестра, Старшая Сестра, — бормотал он сквозь слезы.
Под тяжестью его веса и давлением толпы забор не выдержал. Перегрузка спровоцировала брешь, и Крэнстон кубарем полетел на мостовую. Банка выпала из рук и растворилась на асфальте. Ошарашенный, Крэнстон поднялся, но брешь уже затянулась, отгородив его от спасительного тротуара.
Крэнстон не испугался, напротив, обрадовался, что станет еще ближе к Старшей Сестре. Он попятился от обочины. Мимо продефилировал Особый девичий отряд. До платформы осталось каких-то полтора десятка метров. Крэнстон двинулся ей навстречу. Бой барабанов эхом отдавался в ушах и в голове. Смутно знакомый голос окликнул:
— Нет, Уолли! Вернись!
Но он не обернулся. БАМ-БАМ, гремело в голове и в ушах. БАМ-БАМ! Человечки на платформе лихорадочно размахивали руками, громадина замедлила ход. Фигура Старшей Сестры заслонила небо, складки пестрого платья хлопали на ветру.
— Я иду, Старшая Сестра! — надрывался Крэнстон. — Иду к тебе!
БАМ-БАМ-БАМ, выводили барабаны. БАМ-БАМ-БАМ!
С платформы темнокожая девушка вопила:
9
Малютка (Крошка) Бо-Пип — потерявшая овечек героиня «Сказок Матушки Гусыни».