Страница 9 из 49
– Тута тебя ждать и будут, – доходчиво пояснил рында. – А я, господине, на службу пошел.
Поднявшись на крыльцо, Арцыбашев в задумчивости замедлил шаг. Куда теперь идти-то? Где выделенные ему покои? Спросить у опричников – мол, подзабыл? Не-ет, с этим мордами лучше лишний раз не общаться, лучше у кого другого спросить. Должна же здесь быть дворня, слуги…
– О, майн герр! – едва не сбив Леонида с ног, на крыльцо выскочил лохматый мальчишка, одетый вполне по-европейски – в узкие штаны-чулки с небольшими буфами, желтую кожаную жилетку и серовато-белую, похоже давно не стиранную, сорочку с заштопанными рукавами. Все серенькое, невзрачненькое, грязноватое…
– О, майн герр, ваше высочество… – парень говорил по-немецки. – А я вас везде ищу! Я почистил ваше платье, ваше высочество, и до блеска надраил башмаки, и накрахмалил брыжи, и… но тут явились московские варвары, принесли свою варварскую одежду… очень дорогую, майн герр, но весьма неудобную.
– Веди в комнаты, – вспомнив немецкий, распорядился беглец. – Показывай одежду.
– Да-да, майн герр, да-да! – парнишка радостно улыбался, узкое лицо его сияло, казалось, самой искренней радостью… впрочем, под левым глазом растекался вчерашний синяк.
– Забыл сказать, только что заходил герр Андреас Стчелкалов, канцлер, напомнил, чтобы вы были обязательно в их одежде, мол, так принято… и будет приятно кесарю.
Мальчишка трещал по-немецки без умолку, словно сорока, однако, к своему изумлению, Арцыбашев почти все понимал. А что не понимал, то угадывал.
– Вот, майн герр! Я даже не знаю, как все это надевать! Ой… а на вас-то что за кафтан? Вроде вы не в этом выходили… Ого! Вы вылечили свой глаз, господин?! Так что совсем незаметно… О, эти русские – настоящие колдуны! Я тут услышал…
– Меньше болтай! – сурово осадил Лёня. – Давай, помогай одеваться.
– Яволь, майн герр! – парнишка поспешно вытянулся, в больших светло-серых глазах его явно промелькнул страх.
Посередине просторной, со слюдяным окном и изразцовой печью, горницы, куда следом за юным слугой вошел Арцыбашев, стоял огромный, обитый железными полосами сундук с распахнутой крышкой. В сундуке же…
В сундуке же чего только не было! Полотняные и шерстяные штаны, вышитая по подолу и вороту рубаха, длинная, голубого шелка, курточка, называемая зипун, тяжелый парчовый кафтан, щедро усыпанный жемчугом, еще что-то типа широкого распашного плаща с рукавами – ферязь, затканная золотом. Еще – сапоги, кушаки, пояса, шапки…
И в довершение ко всему этому великолепию совершенно роскошная подбитая соболями шуба. Точно такая же, какую грозный царь жаловал «хороняке и смертному прыщу» Якину в знаменитом фильме Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». Да-да, точно такая же.
– О, майн герр! – сверкнув глазами, восхищенно присвистнул слуга. – Это сколько же все это стоит?! Думаю, никак не меньше двух сотен талеров! Даже – три сотни! Мое жалованье за двадцать пять лет! Ах, как вас ценит император Руси, как все здесь вас уважают, майн герр… и не только здесь, но и по всей Ливонии… А когда вы станете королем…
– Что-что? – перебирая подарки, хмуро переспросил Арцыбашев.
Мальчишка потупился:
– Просто осмелюсь напомнить, ваше высочество, вы сами вчера говорили, что, мол, будете платить мне по-королевски. Целых два талера в месяц, майн герр!
– Обещал – сделаю, – истинно по-королевски ухмыльнулся беглец. Мало того что беглец, а теперь еще и самозванец!
– О, майн герр… Ваше высочество…
Рухнув на колени, парнишка принялся целовать Арцыбашеву руку. Из глаз его катились крупные, как град, слезы.
– О, господин мой… Ваше высочество… Ваше величество… не знаю, как и благодарить вас, как…
– Не реви, утомил уже! – по-русски возмутился Лёня. – И поднимись наконец с колен… Я кому сказал? Живо! Руку, блин, всю обсопливил. Напомни, как я тебя обычно звал-то?
– Как вам было угодно, ваше высочество. Балбес, свинья, ротозей, разиня и, это… изверг рода человеческого, – быстро перечислил слуга.
Арцыбашев покачал головой:
– Ныне буду звать тебя по-королевски – по имени. Напомни, как?
– Э-э… Петер, ваше высочество.
– Вот что, Петер, помогать мне не надо – переоденусь и сам. Где остальные слуги?
– Остальные? – мальчишка забавно наморщил нос. – Осмелюсь доложить, у вас один слуга – я. Остальные – стражники, воины. Ландскнехты, майн герр.
– Ах вот как, значит. Ландскнехты…
Леонид одевался по принципу матрешки. Джинсы с кедами оставил свои, а вот вместо футболки натянул рубашку, поверх нее – зипун, затем кафтан, на него ферязь. Кроме парчового кафтана, вся остальная одежка оказалась на удивление легкой и довольно свободной, по крайней мере никаких неудобств молодой человек не чувствовал. А вот шубу и меховую шапку решил не надевать – лето все-таки.
– Господи-и-ин… – ахнул Петер. – Вы – истинный король! Да что там король… Император! Русский кесарь не пожалеет, что связался с вами, а не со старым проходимцем Кеттлером. Ой, я хотел сказать…
В дверь постучали, и слуга поспешно кинулся открывать.
– Здравствуйте, герр Магнус. Как спали?
Вошедший – чем-то озабоченный мужчина лет сорока пяти – был одет довольно строго, а по меркам шестнадцатого века, даже по-деловому: в узкий и длинный кафтан добротного темно-зеленого сукна почти безо всяких украшений, кроме шитого золотом пояса. На поясе были привешены яшмовая чернильница, гусиное перо и серебряная ложка. Темная, с едва заметной проседью борода, аккуратная стрижка. Не лишенное притягательности лицо визитера отличалось живостью, серые, глубоко посаженные глаза светились недюжинным умом.
– Канцлер… – повернувшись, запоздало сообщил Петер.
– Идемте, – русский вельможа говорил по-немецки с сильным акцентом, но все-таки говорил. – Русский наряд, герр Магнус, вам весьма к лицу.
Царь Иван Васильевич встретил Арцыбашева как родного. То есть, конечно, не встретил – как и положено великому государю, он явился к пиршественному столу чуть позже, когда многочисленные гости – бояре, думные дьяки и прочие – уже успели почувствовать недюжинный аппетит.
Когда вошел царь, все поспешно встали и поклонились, а какой-то патлатый боярин даже бросился на колени, и государь походя отпихнул его сапогом.
Высокий, чуть сутуловатый, с красивым, несколько вытянутым лицом и горящим взором, Иван Грозный внешне производил впечатление вполне вменяемого человека, на кровожадного тирана ничуть не похожего. Разве что немного устало выглядел, бледновато. Да и в глазах – этакие желтоватые склеры.
Леонид сидел рядом с царем, по левую руку, как брат! С чего б такой почет неизвестному королевичу? Небось, задумал царь-батюшка устроить какой-нибудь династический брак. Какую-нибудь княжну за Магнуса выдать, что ли… Если симпатичная, то…
Уже после третьего тоста Арцыбашев почувствовал, что захмелел, хоть и пили-то не водку, а что-то медовое, градусов под тридцать – слабенькое. Правда, щедро мешали с импортным вином – мальвазеей с романеею. Да и не стопочки были – кубки! Пару таких опростать – под стол можно свалиться запросто. Некоторые так и делали, чем сильно потешали царя, время от времени возвращавшегося к беседе с королевичем посредством маячившего за спиной переводчика-толмача.
– А вот скажи, королевич, в ваших странах, небось, такого богатства нет? – усмехаясь, Иван Васильевич кивнул на ломившийся от разнообразных яств стол. – А?
– Щучьих голов с чесноком точно нет, – хмыкнул Лёня. – Зато икры баклажанной заморской – хоть отбавляй. И рыба…
– Ну, рыбы-то я тебе с собой дам. Две телеги, – государь окинул не в меру разгалдевшихся сотрапезников строгим взглядом и, подняв золотой кубок, провозгласил тост «за русскую Ливонию и ее славного короля»!
Все выпили весьма охотно… попробовали бы с неохотою, ага!
– Небось, говорят в немецких странах, мол, тиран я, – закусив куском пирога, продолжил беседу Иван. – Врут! Ты, Магнус, им не верь… Скажешь, Новгород? И что? Там предательство одно, крамола, с давних пор на Литву смотрят да о вольностях прежних мечтают. А не будет им вольностей. Я сказал!