Страница 12 из 13
– Инга, дорогая, – раздалось в трубке, – как ваши дела? Что-то вы меня забыли… Все в порядке? Ничего не случилось?
– Все нормально. Алиса Николаевна, хотите – приезжайте ко мне в гости.
– С удовольствием. Через час буду у вас.
– Вы помните адрес?
– Конечно, помню. Как же я могу его забыть?
Алиса Николаевна приехала через полтора часа. Она расцеловалась с Ингой в коридоре и принялась восклицать:
– Вы совсем не изменились! Только хорошеете!
Борятинская всегда была слишком любезна. До приторности. Комплименты старушки напоминали сахарную вату, тягучую и сладкую.
– Алиса Николаевна, вы со мной кофе выпьете?
– С удовольствием. Как ваши дела?
– Мой спектакль, «Семирамиду», закрыли.
– Безобразие! Безобразие!
Инга с Алисой Николаевной пили кофе в большой комнате. Алиса Николаевна вспоминала о старых добрых временах, о том периоде, когда она работала в Большом театре. Ее послушать, так впору составлять многотомную энциклопедию под названием: «Я и выдающиеся люди». Можно было подумать, без Борятинской не обходилось ни одно крупное событие в мире искусства. Инга слушала старушку с улыбкой, прекрасно понимая, что все слова гостьи нужно делить на два.
– Ах, ваш папа! – закатывала глаза Борятинская. – Такой гениальный танцовщик! Таких уже нет. Как он танцевал, как танцевал… А потом, бывало, позвонит после спектакля мне и спросит: «Ну как, Алиса Николаевна? Как я сегодня танцевал? Что вы скажете?»
Представить, что ее отец советовался по поводу своих балетных партий с Борятинской, Инге было очень трудно.
– А каким ранимым человеком был ваш отец! Тонким, душевным! – Алиса Николаевна поджала тонкие губы, накрашенные бордовой помадой, и многозначительно добавила: – От этого и страдал в жизни. Нужно было проще на все реагировать. Многое пропускать мимо.
– Нет, он так не мог. Или не умел.
– А какой он был красавец! Женщины буквально на шею ему вешались. У него был громкий роман с балериной Мариной Поволоцкой. За кулисами все только и шептались об этом.
– Я знаю. Мама тогда сильно переживала. Внешне все было спокойно в нашей семье. А внутри… Мама боялась, что он уйдет, бросит нас. Ревновала его страшно.
Слова вырвались у Инги случайно. Она испуганно замолчала, не желая продолжать тему. Это была жизнь ее семьи. И совершенно незачем посвящать в нее чужих людей. Пусть даже и старых знакомых.
Каждая семья, по мнению Инги, сложный организм со своими внутренними законами и традициями. То, что для одних дикость, для других – норма. Толстой был одновременно прав и не прав. Инга перефразировала бы знаменитую цитату: каждая семья и счастлива по-своему, и несчастлива – по-своему. С годами многие члены семьи настолько сживаются друг с другом, что боль каждого многократно отдается в другом. А уж если оба родителя – артисты…
Мать Инги была рядовой драматической актрисой. Но говорить о том, что ее творческая судьба не сложилась, глупо. По одной-единственной причине – она и не стремилась сделать карьеру. Главным для матери всегда была семья. Она не жертвовала собой, нет! Мама с удовольствием занималась домашними делами и бытом, ей было не в тягость. Напротив, она ощущала себя полезной и нужной в данном качестве. И это ей нравилось.
А вот отец весь был в работе. В выступлениях. В спектаклях. В доме все подчинялось его творчеству, театру, что было само собой разумеющимся. Дети росли в почитании актерской профессии. В сознании того, что она требует сосредоточенности и внимания. Времени и покоя. Отрешенности и вдохновения.
Что бурлило в душе у матери, когда отец переживал свои звездные мгновения и был кумиром многих женщин, которые писали ему восторженные письма и ждали после спектакля у служебного входа, – Инга не знала. А сама мама никогда не говорила. Это была запретная тема. Но по отдельным репликам, по обрывкам разговоров Инга поняла – не все гладко и благополучно в их семье. Девочка видела: отец дает немало поводов для ревности, но мать крепится изо всех сил ради семьи и детей.
– С вашим отцом было нелегко, – все же продолжила тему гостья. – Я так думаю.
Инга ощутила раздражение. В их семье было очень развито чувство клана, родственности. Что бы ни случилось за закрытыми дверями – это их семья. И посторонним туда вход воспрещен. Они сами во всем разберутся. Без кого бы то ни было.
Один эпизод из детства врезался Инге в память. Они с Андреем, еще маленькие, гуляли в лесу вместе с отцом. Был июль, середина лета. Жара стояла такая, что кончики трав стали желтыми от палящего зноя. Во рту постоянно пересыхало, и они пили уже третью бутылку воды.
Бродили по подмосковному лесу бесцельно, однако не углублялись слишком далеко, чтобы не заблудиться. Через какое-то время они вышли на поляну, где рос могучий дуб. Дерево возвышалось мощным гигантом над остальными. Корни дуба, крупные и корявые, кое-где обнажились.
Отец подвел их к лесному великану.
– Вот, смотрите, – сказал он, показывая на дуб. – Почему он такой крепкий и сильный, знаете?
– Потому что высокий, – сказал Андрей.
– А ты что думаешь, Инга?
Девочка задумалась. Наконец ответила:
– У него крепкие корни, которые сидят глубоко в земле. Он питается от нее.
– Умница! – Отец подхватил ее и поцеловал. – Посмотрите, какие у него мощные корни. Но если один корень зачахнет, незаметно начнет чахнуть и дерево. Сразу в глаза это не бросится, все будет происходить очень постепенно. И сильное дерево станет сохнуть, умирать. Так и в жизни… – В голосе отца послышались грустные нотки. – Всегда держитесь вместе. Помните, что вы носите фамилию Мартинсоне. Поддерживайте друг друга. Что бы ни случилось в вашей жизни! Тогда вам будет легко. И вы будете сильными. Стоит вам поссориться – все рухнет. Особенно когда не станет меня.
– Как это? – расширила глаза Инга. Ей было пять лет, и смерть казалась малышке чем-то далеким и недостижимым. Как луна в небе.
– А так! – И отец нажал ей на кончик носа. – Ты еще мала, чтобы о таком думать, но когда-то не станет всех нас. Так устроено в жизни. Одни уходят, другие приходят.
И тут Андрей заревел.
– Не хочу! Не хочу никуда уходить! Мне и здесь хорошо!
– А мы никуда не уходим. Мы сейчас посидим под дубом и помечтаем, глядя в небо. Кто первым увидит облако, похожее на слона, получит от меня приз.
Тот разговор Инга запомнила на всю жизнь. И теперь чужая женщина пытается влезть в их частную жизнь. Надо поставить точку.
– Это уже дело прошлое, – сухо сказала Инга. – Зачем обсуждать людей, которых нет?
– Вы уж простите меня, но… – Светло-голубые глаза Алисы Николаевны неотрывно смотрели на Ингу. – Неужели вы не знаете, что у вашего отца есть еще одна дочь?
На минуту Инге стало трудно дышать. Она провела рукой по горлу, как бы освобождая себя от невидимой удавки.
– О чем вы говорите? Я не понимаю.
– А я думала – вы знаете.
– Какая дочь? – Мысли Инги путались.
– Дочь вашего отца. В последнее время ваши родители плохо жили друг с другом, и у отца появилась женщина. Она родила от него дочь.
Она родила дочь!
Инге показалось, что она оглохла. Слова перестали доходить до нее. Время словно остановилось и замерло. Перед глазами расплылось мутное пятно. Она плачет? Или теряет сознание?
– Откуда вы знаете?
– Это знаю не одна я. Но я думала, вам все известно.
– Нет, я не знала, – вырвалось у Инги.
– Жаль. Она приятная девочка.
– Девочка?
– Да. Его дочка.
Инга замолчала. Через пару минут с трудом выдавила из себя:
– Я что-то плохо себя чувствую. Напряжение, стресс, закрытие спектакля…
– Конечно, конечно. Отдыхайте, милочка, я ухожу. Было очень приятно побывать у вас.
Инга осталась одна. Сестра! Значит, у нее есть сестра!
В детстве она часто приставала к матери с просьбой родить ей сестренку. Но мать отвечала:
– А брата тебе мало?
– Мало, – кивала Инга. – Он вредный. И дерется.