Тень другой женщины

Брусилов набрал знакомый номер телефона и, услышав голос с лёгкой хрипотцой, проговорил в трубку:

– София…

В это время в дверь постучали, и тут же в приоткрывшуюся щель просунулась голова секретаря Сергея Можжевельникова, которого злые языки их конторы за глаза называли мальчиком на побегушках. На самом деле в этом не было ничего унизительного. Сергей учился на юридическом и подрабатывал в их конторе.

– Чего тебе? – спросил Брусилов, прикрыв трубку рукой.

– Сергей Константинович, там к вам по важному делу.

– Хорошо, пускай войдут.

Брусилов тяжело вздохнул и проговорил в трубку:

– Извините, Соня, я перезвоню.

– Ничего, Серёжа, – отозвался голос из трубки, – я же понимаю, работа.

Да, она на самом деле понимала. И это было ещё одной ценной чертой её характера, которой Брусилов очень дорожил.

Нонна Родионовна Потапова, Нонночка, тоже попала под чары весны и влюбилась. Впрочем, это было вполне естественно в её возрасте. Девушке только что исполнилось восемнадцать лет. В то же время Нонна Потапова вовсе не была наивной дурочкой, она была серьёзной девушкой и профессию себе выбрала соответствующую. Нонна училась в медицинском университете. Она собиралась стать кардиохирургом, как её отец Родион Ювенальевич и дед Ювеналий Аркадьевич Потаповы.

Бабушка Дуся, Евдокия Ивановна Потапова, выбор внучки одобряла. А мнение остальных не было столь уж весомым для Нонны.

Но вот угораздило же её влюбиться в студента филологического факультета Борислава. Фамилию его даже упоминать не хотелось, так как она давала повод всем её подружкам и однокашникам для соревнований в остроумии: Труба. Борислав Труба! Девчонки так и дразнят её теперь: «Ой, Нонка, тебя Труба зовёт».

Хорошо, что характер у Нонны уравновешенный, спокойный, и вывести её из себя практически невозможно. Поэтому шутники и не надрываются, бросят пару шуточек и успокаиваются. Зато сам её Борюсик тот ещё приколист. Например, в самом начале знакомства, узнав, что Нонна готовится стать кардиохирургом, он одобрительно хмыкнул:

– Хорошую ты себе выбрала профессию.

Она посмотрела на него вопросительно, что-то в его голосе насторожило её, но Борислав тут же успокоил Нонну:

– Нет, я серьёзно, классная у тебя будет профессия, нужная людям.

И тут же добавил:

– Просто я вспомнил миф про сердечки.

– Про какие сердечки? – переспросила Нонна, вспомнив, как вкусно бабушка Дуся запекает куриные сердечки с луком и картошкой. «Уж не увлекается ли Борюсик кулинарией, – подумала Нонна и невольно улыбнулась, – тогда точно ему труба!» Бабушка Дуся терпеть не может, если кто-то посторонний топчется на кухне. Это её исконная территория. Она даже Нонну оттуда гонит со словами: «Вот помру, тогда и будешь тут хозяйничать». – «Что ты, бабушка, – искренне возражает Нонна, – живи ещё сто лет!» – «Проживу, – отвечает бабушка, – если ты не станешь хватать мои кастрюльки и сковородки». Так что Борюсику точно труба! Но оказалось, что Борислав кулинарией если и увлекается, то только в потребительском смысле – любит хорошо покушать. А сердечки он имел в виду совсем другие…

– Я о тех сердечках, что рисуют на открытках, например, ко Дню всех влюблённых.

– И что же с ними не так, с этими сердечками? – неосторожно полюбопытствовала Нонна.

– По одной из фривольных версий, – начал он с энтузиазмом, потом притворно вздохнул, – впрочем, я боюсь тебя смутить.

– Выкладывай, не тушуйся! – потребовала Нонна.

– Ну ладно. Ты, наверное, знаешь, что у древних греков была богиня красоты, которую звали Афродитой.

– Это все знают.

– Ты уверена? – усмехнулся он.

Нонна неуверенно кивнула.

– Ну ладно, не в этом суть.

– А в чём?

– У этой Афродиты было как бы и второе имя – Афродита Каллипига, что переводится как «Афродита с прекрасными ягодицами». Вот и считается, что изображение сердечек сделано с ягодиц этой богини.

– Ничего крамольного в твоей версии нет, – заверила его Нонна, вопреки ожиданиям парня и не думая покрываться румянцем смущения.

«Не на ту напал», – с лёгким сожалением вздохнул про себя Борислав. Но тут же довольно хмыкнув, продолжил:

– Так самую крамольную версию ты ещё и не слышала.

– Выкладывай уж и её, – посуровела Нонна.

– А ты руки распускать не будешь? – со смехом спросил он.

– Нет.

– Точно-точно?

– Я никогда не обманываю, – заявила Нонна.

Борислав приподнял брови и подумал про себя: «А вот в этом ты, голубушка, не зарекайся. В твоей профессии ложь во спасение такое же лекарство, как нож хирурга и успокоительное на ночь». Вслух же он сказал:

– По второй версии, сердечко формой и цветом напоминает головку мужского члена… – При этом лукавый взгляд его говорил: «Ну что, съела?»

Но Нонна и глазом не моргнула.

– Что ж, похоже, – изрекла она с видом знатока.

У Борислава чуть с языка не слетело: «Где же это ты успела оригиналов насмотреться», но он вовремя прикусил язык – всё-таки Нонна будущий медик. Им в университете небось и не такое показывают… На ум пришли потрошение лягушек, мучения лабораторных мышей, и он загрустил.

– Ты чего нос повесил? – спросила Нонна, заметившая перемену в его настроении.

– Так, ничего, – ответил он и перевёл разговор на другую, более безопасную тему: – Пошли в воскресенье в краеведческий музей.

– Вообще-то раньше, бабушка рассказывала, девушек на первое свидание в кино приглашали, – проговорила Нонна притворно мечтательно.

– Да? – недоверчиво переспросил он и ответил: – Во‐первых, у нас с тобой уже не первое будет свидание, а как минимум второе, во‐вторых, мы не малолетки, чтобы на последнем ряду тискаться, и в‐третьих, кино теперь уже не то…

– Убедил, – рассмеялась Нонна.

– Ну, раз убедил, тогда скажи, что ты имеешь против истории родного края?

Нонна округлила глаза:

– Да ничего я против неё не имею.

– Тогда идём в краеведческий музей. – Борислав протянул девушке руку ладонью вверх.

– Идём! – звонко хлопнула она своей ладошкой по ладони парня.

В музей они сходили и остались довольны и им в общем, и новыми экспонатами в частности, а главное – друг другом.

Об особенностях характера Борислава можно было говорить до бесконечности. Так, в самом начале знакомства Нонна спросила Борислава:

– Ты любишь детей?

– С чего это ты взяла? – так явно перепугался он, что Нонна не выдержала и расхохоталась. Он смотрел на неё недоумёнными глазами. А Нонна, отсмеявшись, объяснила:

– Просто я подумала, что ты после университета хочешь стать учителем.

– Боже упаси! – вырвалось у него. – Я собираюсь стать журналистом.

– Ага, – подколола его Нонна, – детей ты учить не хочешь, а жареные сплетни выплёскивать со страниц жёлтых газет – самое то.

– Ничего подобного, – обиделся Борислав, – я собираюсь работать в серьёзном журнале, поэтому и учусь на филологическом.

Больше они к этой теме не возвращались. Но очень скоро Нонна поняла, что, несмотря на свой весёлый характер, Борислав – кладезь знаний не только по литературе, языку, но и по истории, философии, он неплохо разбирается в живописи и вообще в искусстве. Любит театр, отдаёт предпочтение классической музыке. А как он фотографирует! И… разводит дома кактусы. Для души, как он ей объяснил.

Нонна не была поклонницей кактусоводства, но разумно рассудила, что её любимый человек имеет право на оригинальное хобби. Хотя лично она предпочитала розы, тюльпаны, пионы, сирень, ландыши. И в этом не было ничего оригинального для девушки её возраста, как, впрочем, и для любой другой среднестатистической женщины.

Было, однако, ещё одно «но». Рассудительную Нонну слегка беспокоило, что скажет об объекте её любви Данила Ильич… Ей очень хотелось, чтобы они понравились друг другу. Тем более что отказываться от Борислава Нонна не собиралась. Так что теперь мяч был на стороне Сафронкова.