Страница 28 из 90
Вдалеке снова раздался грохот, рельсы завибрировали и вскоре фары быстро надвигающегося поезда осветили участок леса перед молодыми людьми. И в этот самый момент взгляд Романа выхватил знакомый силуэт высокой надломленной сосны, согнувшейся кроной прямо к дороге, создавая тем самым некое подобие арки. Ну, конечно же! Как он мог забыть! Это дерево сломалось еще лет восемь назад во время сильнейшей бури, и росло оно как раз на повороте дороги, ведущей прямо к их поселку… Роман не удержался и тихо рассмеялся от радости… Он оглянулся, поискав глазами станцию, и понял, что они не дошли до нужного поворота каких-то сто метров, свернув в сумраке где-то раньше, а потом, запутавшись в темноте, кружили на одном месте…
- Теперь все будет хорошо, - он посмотрел на Юльку и чуть встряхнул ее, пытаясь привести в чувство. Юля на мгновение приоткрыла глаза, а потом снова попыталась приткнуться к Роману. Но он не дал ей этого сделать, осторожно отстранив от себя, заботливо поправил капюшон, который, правда, через секунду скинуло очередным резким порывом ветра, снова обнял ее за плечи и повел вперед.
Обогнув сломанную сосну, они тут же оказались на довольно-таки широкой и даже утоптанной, несмотря на метель, дорожке. Юля совсем ослабела, поэтому продвигались они медленно, несмотря на то, что тропинка была ровная и идти по ней не составляло труда. Поэтому Роман время от времени все же брал ее на руки и чуть проносил вперед.
- Почти пришли, - выдохнул Роман, когда наконец-то лес кончился, и они вышли на асфальтированную дорогу, припорошенную снегом. По обе стороны от нее тянулись аккуратненькие домики, в некоторых из них даже приветливо горели окошки.
- Давай отдохнем, - который раз попросила Юля еле слышным голосом.
- Осталось совсем чуть-чуть, - попытался взбодрить девушку Роман, но, взглянув на ее отрешенное лицо, снова подхватил на руки и нес теперь уже до самого своего дома.
Открыв дверь, Роман понял, что в доме не намного теплее, чем на улице, разве что нет ветра и снега, и, конечно же, его следовало первым делом прогреть. Он занес Юлю в небольшую гостиную и усадил в кресло рядом с камином, который тут же попытался разжечь. Замерзшие пальцы плохо слушались, поэтому он сломал не одну спичку, прежде чем зажег огонь. Потом, скинув с себя куртку и набросив ее на Юлю, отправился в подвал, где включил отопление на полную мощность. Но Роман знал, что, к сожалению, дом прогреется не раньше, чем через несколько часов, и то только первый этаж, на втором же потеплеет, скорее всего, к утру, поэтому он сбегал наверх, где в шкафу в комнате родителей нашел подушку и несколько одеял, потом, порывшись еще в ящиках, отыскал пару теплых женских носков, то ли маминых, то ли сестры, и тогда уже вернулся в гостиную. Раскладывая диван и спешно застилая постель, он мимолетом глянул на часы, висевшие над камином, отметив про себя, что уже начало восьмого, а, значит, в лесу они плутали больше трех с половиной часов.
Справившись с постельным бельем, Роман бросился к Юле, которая с закрытыми глазами без движения сидела, откинув голову на спинку кресла, ее до сих пор била крупная дрожь. Прежде чем уложить под одеяла, следовало снять с нее холодную промокшую одежду и переодеть во что-нибудь сухое. Но, заглянув в пакет, где лежала еще кое-какая одежда, взятая ею на смену, он понял, что та была настолько выстужена, что ничем сейчас помочь не могла. Тогда Роман все же начал раздевать девушку, параллельно соображая, во что все-таки ее можно переодеть. Мокрым на Юле оказалось почти все: промерзшая куртка, кофта, особенно на спине от набившегося за шиворот снега, джинсы и даже колготки - поэтому, отбросив прочь возникшую было неловкость, Роман решительно стянул все это с нее, оставив ее в одном нижнем белье. Юля, пока он ее раздевал, особо не противилась: похоже, она в таком состоянии до конца даже не осознавала, где находится и что происходит. После этого он снял с себя свой толстый шерстяной свитер, благодаря которому вкупе с добротным пуховиком ему посчастливилось, в отличие от Юли, практически не замерзнуть, и который до сих пор благополучно сохранял тепло, а потом, подумав, снял еще и футболку и надел все это на девушку. Затем Роман натянул на ее ноги найденные им ранее носки, которые он догадался предварительно прогреть у камина, и перенес Юлю на диван, где старательно укрыл двумя одеялами. Потом он еще сходил на кухню, вскипятил воду, благо, чайник был электрический и закипел практически за минуту, смешал ее в кружке с малиновым вареньем, банки с которым водились здесь же в ящике в достаточном изобилии, добавил туда еще плескавшиеся на дне бутылки остатки коньяка, который нашел там же, где и варенье, и вернулся с эти чаем назад в комнату. Кое-как растормошив обессиленную Юлю, он заставил ее немного выпить из кружки. Она послушно сделала несколько глотков и упала обратно на подушку.
Роман сел напротив дивана в кресло и, сам, допивая остатки приготовленного им напитка, обеспокоено следил за девушкой. Было заметно, что она так еще и не согрелась: Юля лежала под двумя одеялами, свернувшись калачиком, и продолжала дрожать от холода. Тогда Роман решился на последний и, возможно, безумный, поступок. В памяти его неожиданно всплыла одна книга, прочитанная им в юности, которая рассказывала о жизни североамериканских индейцев. В одной из глав этой книги главный герой как-то, будучи на охоте, заблудился в пургу и еле живой добрался до дома. Увидев его таким замерзшим до полусмерти, его жена, раздев мужа догола и раздевшись сама, легла рядом под одно одеяло, тесно прижимаясь к нему и таким образом согревая его своим телом (и это было абсолютно нормальным в быту северных индейцев явлением и никоим образом не имело под собой какой-либо эротической подоплеки). Рома, конечно же, не начал снова раздевать Юлю, оставив лежать ее так, как есть, и сам не стал полностью снимать с себя оставшуюся одежду, избавившись лишь от джинсов, после чего осторожно прилег около девушки, накрывшись одним с ней одеялом, и крепко обнял ее...