Страница 2 из 55
— Ничего, отойдет. А ты вправду, что ли, первый раз едешь?
— Да нет, с чего вы взяли, я часто езжу.
Вова как раз допил пиво, и Петр протянул ему третью бутылку из своих.
— Скромный, что ли? У нас народ не тушуется! А ну-ка, пока горячего нет, давай посмотрим, что у нас из холодного есть... Поднимись, браток!
Петр расстегнул свою сумку, вытащил из нее синий полиэтиленовый пакет.
— Ну-ка посмотрим, что мне жена наложила... — и он начал выкладывать на стол вечную жареную курицу, обязательные помидоры и неизменное вареное яйцо, колбасу, сыр, пару огурцов и сладкие булочки.
Вова вертел в руках бутылку.
— Я вообще-то на ночь много не пью, — сказал он.
— Где много? — удивился Петр, заталкивая шуршащий пакет за спину. Садись, кушать будем. И ты, Наташенька, присоединяйся! Давай, браток, не ломайся, мне все равно одному и за ночь всего не съесть. Бери вон курочку да закусывай, помидорчик там... солью посыпь, не стесняйся, здесь все свои.
— Не напиваюсь на ночь, — повторил Вова, нерешительно берясь за куриную ногу. Он был из домашних мальчиков, которые алкоголь в основном видят — по семейным праздникам. Сегодняшнее пиво он купил, чтобы выглядеть солиднее, и теперь в голове непривычно шумело, где-то в районе висков.
— Бери-бери! — крикнул лысый, да так, что Наташа в своем углу подпрыгнула. — Сыр бери, помидоры! И пей ты, под курицу не заметишь как пойдет! Здесь вообще трезвому нельзя, поверь моему опыту.
— Да, пожалуй, — вспомнил Вова и глотнул.
Проходящий мимо опухший плешивый мужичок в тренировочном костюме остановился возле купе, близоруко вглядываясь в лысого.
— Лексеич, ты? — не очень уверенно спросил он. Петр вскочил:
— Ба, Иван Сергеич! — и бросился обниматься. — А я уж думал, ты все, готов, на том свете пьешь-закусываешь! Как же так, а? Столько крови, Ваня!
Плешивый, облобызавшись с лысым, присел рядом с Вовой.
— Ну давай, давай, рассказывай, — поторопил Петр. Иван Сергеич, щурясь, осмотрелся.
— А нет ли чего горло промочить? Столько событий...
— Конечно, дорогой, конечно! — Петр, высунув голову в коридор, закричал так, что Наташа снова вздрогнула и с укором обернулась.
— Людочка! Шесть пива, Людочка!
Вова отставил пустую бутылку и пошел в сортир. В вагоне царило всеобщее веселье. Как заметил молодой человек, ехали почти только мужчины, только в одном купе он увидел женщину. У нее было такое отекшее и помятое лицо, что возраст ее Вова не взялся бы определить. Женщина кричала и смеялась. Она была пьяна, и мужики вокруг нее тоже были пьяны. В вагоне вообще все пили. Где-то ели, где-то играли в карты, где-то, судя по звуку, в домино, где-то просто разговаривали, и везде — пили. Женщина, заметив, что Вова смотрит на нее, воскликнула пропитым, сиплым голосом:
— Иди к нам, мальчик, скоро начнется!
Вова, отвернувшись, поспешил уйти. Под ногами валялись пакетики из-под арахиса и кальмаров, хрустели сухарики, перекатывались пустые бутылки. В туалете замок был сломан, так что дверь пришлось подпирать спиной.
Когда юноша вернулся к себе, на столе среди помидоров уже красовалась пивная шеренга. Иван Сергеич с Петром, сидя на его, Вовином, месте, ожесточенно спорили. Не вникая в спор, молодой человек сел к Наташе. Посмотрев на девушку, он заметил, что Наташа не читает, а просто уставилась в книгу неподвижным взглядом. Лицо у нее было напряженное и злое.
Вова придвинулся ближе.
— Что тут происходит? — негромко спросил он. Наташа покосилась на юношу.
— Еще спрашивает! — фыркнула она.
— Какое-то всеобщее попоище, — сказал Вова. После второй бутылки перед глазами все слегка пошатывалось, края предметов расплывались; казалось, что выпитое попало не в желудок, а в голову, и теперь пиво перекатывается там, стоит только пошевелиться.
— Ты же не в первый раз, мальчик, — презрительно ответила Наташа, окидывая Вову быстрым взглядом.
— Но сколько езжу, ни разу такого не видел, — возразил он, но совсем тихо, смущенный ее взглядом. Девушка отвернулась, не ответив.
— Ты чего не пьешь? — отвлекся от разговора Петр. — Возьми бутылочку, отломи крылышко, ночь ведь только начинается.
За стеной послышалась ругань, почти сразу — звук удара, голос: "Ах ты сука!" и в соседнем купе разразилась драка.
— Драчка, драчка! — обрадовался Петр и, подхватив под руку плешивого Ваню, побежал на шум. С опаской перегнувшись через перегородку, Вова увидел, что оба врезались в сплетение яростных тел. Сюда же спешили другие пассажиры, многие из которых плохо держались на ногах. Один парень наступил на выкатившуюся ему под ноги бутылку и свалился головой в железную стойку. Бегущие следом прошлись по нему. Он остался лежать, не шевелясь. Вова смотрел на парня, шея которого из красной становилась белой, но его почти сразу загородили: в соседнее отделение набилась толпа, и началось побоище. В ход пошли кружки и бутылки. Вова скорее убрал голову, потому что кто-то чуть не хватил его неоткрытым еще пивом.
— Что тут происходит? — спросил у пространства перед собой ошалелый юноша.
— Вагон для храпящих, — зло ответила Наташа, не отрываясь от книги. — Это еще цветочки!
— Но... — начал Вова.
В проходе показалась голова Петра, который полз по полу. Из разбитого лба по носу стекала тоненькая полоска крови, одного глаза не было видно в синем опухшем коме кожи под бровью.