Страница 74 из 97
— Какое поэтичное сравнение, — выдохнул ей в ухо Герд, принявшийся исследовать легкими поцелуями ее висок и шею.
— Куда течением прибьет, там и квакаю, — продолжала она, прикрыв глаза, словно забывшись. — Вот расквакалась про любовь — и подслушала меня судьба. Такой любовью меня по башке огорошила, что хоть стой, хоть падай.
Ольгерд мурлыкнул что-то успокаивающе-сладострастное, продолжая мучительно-неуловимые дразнящие ласки. В его полном распоряжении были вяло лежащие руки, обнаженные плечи, открытая в низком вырезе вечернего платья шея и верх груди… Но Соня его не слышала и не слушала, всё глубже погружаясь в пучины жалости к самой себе:
— Я-то мечтала о романтической любви. Чтобы как в старых романах: чтобы рыдания и клятвы, чтобы сердце билось птичкой в клетке… Я не хотела экстрима! Да что же я, ненормальная, и влюбиться-то, как все люди, не могу? Что же у меня вся жизнь не по-человечески? Другие девчонки в моем возрасте уже давно… А я? Я чем хуже других? Да за что мне такое?..
От огорчения у нее слезы покатились из глаз. Ольгерд заворожено смотрел на крупные капли, набухающие на ресницах, срывающиеся вниз из-под зажмуренных век. Прикоснувшись поцелуем, ощутил соленый вкус на губах — вкус странных, непонятных ему девичьих обид.
— Я и на работу-то устроиться нормально не смогла. Попались мне вампиры-банкиры, на мою голову. И начальник — красавчик озабоченный… Ой, простите, пожалуйста!
Ольгерд только рассмеялся. Смущенно вспыхнув, Соня вскинулась, приподнявшись на локтях. Но встретившись с его хищным взглядом, с плотоядной улыбкой, рухнула обратно, страшно побледнев, не зная, куда глаза деть со стыда.
— Простите, просто вырвалось, — залепетала она. — Просто… Всё как-то у меня наперекосяк в жизни. А вы говорите — бессмертие!.. Единственная подруга появилась — и та пропала. Единственный раз в праздники не сижу дома, не слушаю от бабушки поучений — и то попала на корпоративку к чудовищам. Вокруг столько красивых парней, аж голова кругом, а все маньяки-кровососы… Ох, простите! Ах!..
На губах Ольгерда блуждала довольная улыбка. Под его руками, от его поцелуев девчонка распалилась, сама того не осознавая. Его изысканным ласкам не мешали ни ее платье, ни сапоги. Даже если бы она была закутана в шубу, он сумел бы ее завести. Она вздрогнула всем телом и выгнула спину, подставляя под поцелуи бюст, спрятанный под красивой тканью и кружевами — словно самый настоящий новогодний подарок, завернутый в упаковку из блестящей бумаги и увенчанный пышным бантом! Частые вздохи рвались из волнующейся груди, выдавая истинное ее состояние. Он отлично знал все чуткие точки на девичьем теле, так что довести любую жертву до экстаза мог не раздевая и не раздеваясь. Впрочем, эту барышню он хотел получить всю и целиком, ведь он так долго ждал этого момента.
Ольгерд медленно стянул тонкую бретельку с ее плеча.
В голове Сони вспыхнула мысль: как хорошо, что сейчас на ней новенький кружевной лифчик и кокетливые трусики, хоть за белье краснеть ей не придется. Но сама эта мысль еще больше вогнала в краску. Соня порывисто задышала, замотала головой:
— Нет, не надо! Не смотрите на меня так! — пискнула она тоскливо. — Не лгите мне! Я некрасивая, я знаю это! И никогда, знаю, ни один уважающий себя мужчина на такую дурнушку, как я, в жизни не позарится!.. Ой, простите! Я не вас имела в виду!.. А-а!..
Соня мысленно проклинала себя за слабость. Как же она не справилась с собственным телом? Как позволила довести себя до дрожи, до сладостного возбуждения? Ее собственное тело предало ее! Коварное предательство, удар в спину. Как будто в вены впрыснули огнем горящий яд, одурманивший разум… Она чуть не зарыдала от стыда, когда почувствовала, как ее собственные ноги — против ее воли! помимо разума! без прямого давления со стороны соблазнителя! — ее коленки начинают сладострастно раздвигаться.
От внимания Ольгерда, конечно же, не ускользнуло, как его жертва елозит, пытаясь незаметно натянуть подол до пяток. Она уже задыхалась и всхлипывала, почти готовая его принять. Но он медлил. Жестоко заставлять ее ждать. Но если довести ее до отчаянья — бросится ли она сама в его объятия, рыдая и умоляя? Любопытно, каким тогда будет вкус ее крови? Как будут пылать ее глаза, ненавистью или страстью?
Ольгерд провел ладонью по ее бедру, по колену, вниз. Он чувствовал жар и дрожь ее тела… Он, отодвинувшись, приподнял ее ногу. Закинув лодыжку на плечо, взялся за собачку длинной молнии на сапожке.
— Можно, я расстегну? — вежливо спросил он, глядя в вытаращенные в испуге глаза.
— Нет! Нельзя! Пожалуйста...
— Нравятся острые каблучки? — улыбнулся он. — Что ж, я не против.
Соня резко отдернула ногу. Стиснула коленки вместе. Вдохнула и выдохнула, борясь с дрожью.
— Ну же, расслабься, — вкрадчиво предложил он, вновь подбираясь к бретелькам. Будто это было для нее так просто сделать — расслабиться!