Страница 10 из 26
— Но…
— Я знаю, кто я, — и взгляд её сказал больше, чем любые слова.
Он хоть и согласился, а всё равно язык не поворачивался называть её просто по имени. Дочь генерала всё-таки, и поэтому он остановился всё-таки на неитральном: «миледи». Ни Кайя, и не леди Альба.
Вот и сейчас она без вопросов согласилась ехать по северной дороге, хотя трястись по ней в карете одно мучение. Но уж такая она странная девушка – дочь генерала…
Дарри приложил ладонь ко лбу, разглядыва уходящую вверх дорогу. На самом деле его смущали совсем не ухабы. Беспокоило другое. Слишком уж близко они будут находиться к лаарским землям, к границе. Но генерал сказал «как можно скорее», и, взвесив все за и против, Дарри направил своего коня на Брох по северной рокаде.
***
Кайя мучила вышивку с розами и лилиями от самой Обители. Вышивание всегда давалось ей с трудом, но надо же было чем-то себя занять. Тряская дорога по камням выматывала, а смотреть в окно, на котором мельтешит туда-сюда бархатная синяя штора, утомительно. Да и что там за окном? Каменные стены и отвесные скалы, головокружительные обрывы, под которыми ревёт перекормленная дождями река, лапы можжевельника и ежевики, скребущие по бокам кареты, когда та, петляя, крадётся вверх, куда-то в молочно-серую шапку облаков.
С тех пор, как отец отдал её на воспитание в Обитель, Кайя мало где бывала. В Шербе — городке неподалёку, на ярмарках, помогала в госпитале, на благотворительном балу жены градоначальника, где разносила букетики, в окрестных лесах со старой Наннэ, собирая травы и коренья. Это в раннем детстве отец перевозил её с места на место, пытаясь найти для дочери настоящий дом, и жила она у разных людей, но везде обычно не подолгу, не понимая почему. До тех пор, пока не попала в Обитель и не встретила таких же, как она, полукровок и бастардов — неудобных детей, которых родители привозили в монастырь и зачастую просто оставляли у ворот. Обитель принимала всех…
Мост прятался в облаках, похожих на белую яичную пену, которой мажут праздничный пирог. Карета нырнула в неё, и их окутал серый клубящийся сумрак. Они выехали на ровную поверхность, трясти перестало, и копыта лошадей зацокали мерно в такт. Вокруг, руку протяни, молоко — пальцев собственных не видно. Гул реки поутих, доносился откуда-то снизу, понятно, что издалека. А Кайя хотела рассмотреть этот мост – творение каменных шептунов. В Обители она слышала рассказы о домах, мостах и замках, созданных айяаррской магией, и сейчас напряжённо вглядывалась в туман, пытаясь различить хотя бы очертания перил. И ей даже показалось, она их увидела — расплывчатую линию на уровне окна…
…там оно и сидело. На этих перилах. Выделяясь тёмным пятном в молочно-белой пене. И можно было бы подумать, что это камень или столб, горгулья, наконец, или просто куст. Если бы не глаза.
Кайя отчётливо их разглядела — жёлтые, яркие, с красными точками зрачков. Они чуть светились в тумане, сияющим ореолом, похожим на тот, что окружает луну в туманные ночи. Глаза моргнули и посмотрели прямо на Кайю.
Дыхание остановилось, а сердце, сделав предательский толчок, забилось как сумасшедшее. И лошади вдруг заржали, заволновались, встали на дыбы, карета дёрнулась. Кайя отпрянула от окна, прижавшись к подушкам в углу, схватилась за поясок, на котором под пряжкой был спрятан защитный амулет, что дала ей старая Наннэ. Карета понеслась вперёд, раздался тревожный свист, и следом послышалась разухабистая брань Бёртона.
Их мотало из стороны в сторону, дверь кареты распахнулась, и пяльцы, подушки, корзинка с нитками — всё улетело в туман. Карету подбрасывало на камнях с такой силой, что, казалось, ещё мгновенье — и колёса не выдержат, оторвутся, и всё полетит в пропасть. Кайя, вцепилась в сиденье и, закрыв глаза, зашептала, как учила её Наннэ, связывая мысленно руну в кольцо — попыталась успокоить лошадей.
«Ты же веда, деточка, Мать всего живого говорит твоими устами, любая живая тварь тебя послушает, надо только уметь говорить устами Матери».
Слова старой Наннэ сами собой всплыли в голове. И она всё повторяла и повторяла, набрасывая на руну новые кольца, надеясь, что всё-таки получится. Иногда ведь получалось. Не с лошадьми, конечно, но голубей приманивать она умела.
Карета неслась все быстрее, дорога пошла с моста вниз.
— Стоять! Тпрру! Стояяять! — она слышала, как кричит Дарри.
— Капитан! Разобьётесь! Не-е-ет! — перекрикивал его Тальд.
А Бёртон только бранился на все лады где-то позади.
— Уходиии!
— Не прыгай! Капитан! Убьёшься!
— Ах, ты! С ума совсем попятил! Капитан! Стояа-а-ать, родимые!
Колец было достаточно, и она мысленно набросила их на лошадиную пару. Скачка резко замедлилась. Карету занесло, ударило обо что-то, и она опрокинулась на бок. Кайя полетела с лавки, врезавшись головой и плечом в угол. Послышался треск ломающегося дерева, ржанье, а потом все замерло. В голове летали звёзды, и круги плыли перед глазами, но они остановились, и Кайя расслабила скрюченные пальцы, отпуская руну.
Выбраться ей помог Бёртон.
— Вы живы, миледи? — он заглянул откуда-то сверху, распахивая над ней дверь кареты лежащей на боку. Первой появилась его рыжая борода, потом огромные руки с толстыми пальцами подхватили Кайю подмышки и вытащили наружу.
— Ничего, спасибо, — она потёрла лоб и плечо.
Голова кружилась, но Кайя сразу же оглянулась, ища глазами то, что ей привиделось.
Дорога уходила влево, облако осталось позади, пряча от глаз странный мост и то, что было в нём. Дарри сидел, прислонившись к камню, держался за правый бок, и под его пальцами на одежде расплылось кровавое пятно. Кайя потом узнала, что он запрыгнул на одну из лошадей в упряжке, чтобы остановить карету, а на повороте его выбросило, и можжевеловый сук распорол ему весь правый бок. И это был безрассудный и смелый поступок, который мог запросто стоить капитану жизни.