Двенадцать звезд

— Нет, я про человека.

Златовласый вассал Гиль-галада уже уводил прочь невысокого дунадана. Гвайлас смотрел вслед эльфу и человеку, и лицо у него сделалось таким печальным, каким Долгузагар его никогда не видел.

— Ан элэн дин на-ворн уллант, бе Мордор, эннас кайа гват… В сумрак канула навсегда в Мордоре темном его звезда… — тихо произнес он. — Это дядя твоего спутника.

— Азраиля?!

— Да.

Долгузагар почти не удивился.

— Азраиль мертв, — сказал он.

Гвайлас чуть кивнул. Долгузагар посмотрел на друга: последний кусочек головоломки лег на место.

— Я так и не поблагодарил его, — произнес бывший комендант. — Он мне жизнь спас, два раза, а я ему даже спасибо не сказал.

— Иногда ничего нельзя изменить, — тихо отозвался Гвайлас, — слишком поздно...

— Слишком поздно… — повторил Долгузагар и огляделся.

По счастью, в противоположной стороне площади он заметил над толпой русоволосую голову и рукоять меча.

— Подожди меня здесь, только никуда не уходи, слышишь? Я быстро, — и Долгузагар бегом бросился через площадь.

— Бар Орлин?

Следопыт обернулся и посмотрел на собеседника с высоты своего немалого роста.

— Да, бар Долгузагар?

— Вы знаете, что ваш отец погиб во время той вылазки в Харондор, о которой шла сегодня речь?

Тот кивнул.

— Я хотел сказать… Мне жаль, что ваш отец умер такой смертью. Это было предательство.

Узнав подоплеку того самого неудачного рейда, Долгузагар едва не убил Нилузира: за то, что использовали его, как пешку, за то, что его людьми пожертвовали лишь ради того, чтобы старый нетопырь, Комендант Башни, сохранил за собой должность. Которую, по слухам, Сам собирался отдать перебежчику.

Орлин некоторое время молчал, глядя на морадана своими серыми, как у Аганнало, глазами.

— Вы первый человек, который пожалел о смерти моего отца, — он склонил перед Долгузагаром голову: — Спасибо.

Вернувшись туда, где он оставил Гвайласа, Долгузагар не нашел друга, и сердце у него упало: он вдруг подумал, что эльф ушел, дабы не длить прощание, и они никогда больше не свидятся, — но тут его окликнули. Долгузагар обернулся и увидел молодого человека, весь суд стоявшего за спиной у Исильдура.

— Вы не Гвайласа-зеленолесца ищете? — спросил королевский оруженосец. — Он ушел по срочному делу и просит у вас прощения, что не дождался. Пойдемте, мне приказано проводить вас за вещами.

Не осмелившись спросить, сможет ли он попрощаться с другом, Долгузагар кивнул, и оруженосец Исильдура вывел его из ставки и повел куда-то вглубь палаточного лабиринта, на шум кузницы и запах горячего металла.

Навесы около мастерских служили оружейными складами, в одном из которых хранилось оружие, временно или навсегда оставшееся без владельца. По слову королевского оруженосца человек в кузнечном фартуке отыскал в недрах этого арсенала большой холщовый мешок с пергаментным ярлыком, на котором значилось имя Долгузагара и стояла печаль бэльфаласского князя. Из мешка были извлечены Левый, Правый, кинжал и отнятая у орка кольчуга.

Правый и Левый были очень тихими. Точнее, присмиревшими. И обрадовались, когда хозяин вернул их на пояс. Это было так же противоестественно, как если бы огромный свирепый волкодав вдруг принялся тоненько повизгивать, вилять хвостом и переворачиваться на спину, подставляя брюхо. Долгузагар осознал: мечи поняли, что однажды останутся одни. Ничьи: ведь у него нет сына. И так будет еще очень и очень долго, потому что хорошая сталь почти вечна.

После этого молодой дунадан отвел своего подопечного в другую часть палаточного лабиринта, где помещались вещевые и провиантские склады и где тоже обнаружился приют ничейного имущества, хранитель которого, ловко передвигаясь на деревянной ноге безо всякого костыля или клюки, выдал Долгузагару седельные сумы и недельный запас простой провизии.

Поглядев, как тот ежится на пронизывающем ветру, безногий интендант добавил к поклаже темно-красный шерстяной плащ с капюшоном.

Они уже собирались уходить, как Долгузагар вспомнил:

— А как насчет воды? Мехов пару бы?

— Зачем? — удивился кладовщик.

— Что значит — зачем? — тоже удивился Долгузагар. — Где на северной дороге воду взять, колодцы ведь отравленные.

— Как — отравленные? — и кладовщик уставился на него во все глаза. — Да вы точно из Барад-дура вылезли: колодцы года четыре как почистили.

Вожатый Долгузагара улыбнулся. Оба интенданта обращались к нему так, же как и Исильдур — «охтар», из чего Долгузагар заключил, что это имя, а не только звание молодого человека.

Напоследок королевский оруженосец проводил морадана к коновязи, которая тоже была прибежищем бесхозного добра — на сей раз лошадей.

— Берите любую, какая вам нравится, — сказал охтар по имени «Охтар». — И прямой вам дороги.

И он повернулся, чтобы идти.

— Постойте! — воскликнул Долгузагар. — А как же мне выбраться потом из лагеря? Что я часовым скажу?

Охтар обернулся и глянул на него с улыбкой.

— Просто выйдете — и все.

И ушел, оставив своего подопечного наедине с лошадями.

Делать было нечего. Сложив мешки и сумы на землю, Долгузагар отправился вдоль коновязи, стараясь не торопиться и время от времени оглядываясь по сторонам: не видно ли Гвайласа. В конце концов у него месяц на то, чтобы убраться восвояси, может, рискнуть и задержаться ненадолго, чтобы попрощаться с эльфом?