Доппельгангер

— Готова вламываться в чужие дома? – радостно подпрыгивал Андрей. – Рюкзак собран, давай, вставай! Вперед, навстречу приключениям!

Моя мама очень любит фразу: «кроме "хочу" и "не хочу", есть слово "надо"». Сколько раз она мне не давала пропасть, не сосчитать. Вот и сейчас, несмотря на будто засыпание песком глаза и ломоту во всем теле, вялая Оля пошла делать все необходимое.

Главное же, после такого пробуждения, немного походить, увидеть что-то интересное, а там уже организм сам заработает.

Включилось сознание только у моего дома. Дорога до него была словно в тумане. Но вот знакомая потрескавшаяся лавочка, плитка с проросшей сквозь нее травой у входа, испещренный рытвинами, как лунная поверхность козырек. Окно справа, в котором неизменно сидит толстый черный кот с небольшой уже проседью. Окно слева с кактусом, больше похожим на космического захватчика. Железная ручка на двери, которая помнит еще, как я прилипла к ней языком в пять лет. Помню, как спорила с учителем, употребившим словосочетание «родной дом». Это казалось глупостью, ну люди, понятно, а горстка кирпичей? Сейчас, узнавая каждый квадратный сантиметр здания, я готова была обнять строение, как самого близкого родственника.

— Пошли, чего ждать-то. Мы ж невидимые.— Андрей дернул меня за руку.

Мы поднялись на нужный этаж, аккуратно повернули ключи и вошли в квартиру. Как назло, дома была вся семья. Ханна бегала по кухне, кричала и требовала приготовить полностью другой ужин.

— Рыба, овощи и компот? Вы издеваетесь? Не стану это есть, – пухлая ножка ударила паркет. – Мне нужен сок! И креветки!

Родители, словно две наседки, крутились вокруг дочери и пытались утихомирить, как они говорили «малышку».

Нам можно было спокойно разговаривать, поэтому мы просто наблюдали за концертом, смеялись и комментировали происходящее. Когда животы болели уже неимоверно, а от слез опухли глаза, нас озарило, что цель прихода была другая.

С беспокойством и стыдом, за потерянное время, мы переворачивали квартиру. Повсюду, просто повсюду, были запрятаны конфеты: свежие, старые, шоколадные и карамельки. Хватило бы одарить на Новый год целый детский сад.

— Ты не это искала? – Андрей подозвал меня к полке, на которой стояли пластинки и проигрыватель.

— Возможно... Ищи с надписями «Бабушка» или «Хавронья».

— Уверена, что они есть вообще?

— О, это такая самолюбивая семейка! А уж как они гордятся родством с графиней! Записи просто обязаны быть. Не удивлюсь, если они еще и переписаны на кассеты, а потом на диски, а потом на флешки... Кстати!

Я вытащила пластинку, в обычной картонной упаковке, но на ней была фотография родственницы Ханны и подпись: «с любовью дорогим потомкам».

— Обалдеть! – мой напарник стоял в шоке, то начиная смеяться, то мотая головой, словно прогоняя наваждение. – Ты говорила, она ужасно пела. Зачем это хранить?

— Не спрашивай! Бежим! Я знаю куда нам нужно.

Андрей вытащил меня из дома, не дав задуматься о том, чтобы зайти к себе в квартиру. Это хорошо, не буду рыдать. Некогда.

Мы наши неприметную кирпичную башенку, стоявшую в паре кварталов, установили все, что нужно, подключили, опустили иголку на пластинку и услышали душераздирающий визг:

Кали-и-и-на за окном

Раски-и-и-нулась кустом,

На ней следы дождя,

Но не-е-е-ету лишь тебя!

Из всех динамиков города неслась песня Хавроньи. Хорошо, что здание системы гражданского оповещения сохранилось в первозданном виде. Это старания дяди Вани, моего приятеля детства. Он жил по соседству с нами, дружил с папой и брал меня с собой на праздники переключать музыку.

— Кажется я нечисть! – ощупал себя с притворным ужасом парень, — Как сбежать-то хочется!

— Давай! Вперед! – мне было отчего-то дико смешно, — Заодно подвезешь!

Я с разбега запрыгнула на спину Андрею, чуть не сбив его с ног, а он начал трястись из стороны в сторону, пытаясь меня скинуть.

— Отличные песни! – пришли мы к выводу, когда обессилившие топали на трамвай, чтобы добраться в другую часть города. – Повышают настроение, разгоняют плохие мысли.

— Видимо, плохие мысли тоже часть зла, — пришел к выводу парень.

Люди будто не замечали мелодию. Может быть, настолько привыкли, что из всех кафе и торговых центров и машин гремит что-то разнообразное, и научились избирательно отключать слух, а может быть, от нас и звук стал невидимым.

Мы ехали в полупустом вагоне, глядя, как за окном мельтешат темные тени. Мелкие и крупные, похожие на людей и на животных, все они стремились туда, куда и мы. Не совершила ли я глупость? А вдруг, они все нападут, помогут своим товарищам? Разве не проще было бы бороться с одним-двумя врагами, чем со всеми сразу?

Тут же всплыло успокаивающее воспоминание. Тимур говорил, что зло не объединяется.

— Запомни, Оля, это добро может сложиться в компанию. Темная сторона – это всегда клубок змей. Они рядом, но обычно это для того, чтобы боялись нападать. Только напади и поймешь, что никто не бросится на помощь, напротив, злодеи еще и попинают вместе с тобой бывшего товарища. Добро храброе, бесхитростное, но зло – трусы, думающие лишь о своих шкурных интересах и сиюминутных желаниях. Среди них есть слуги и господа. Вот слуг стоит опасаться. Чтобы удержать покровительство хозяина, слабая нечисть готова на все.

У моего врага была Тень. Но не больше, иначе все эти существа побывали бы у меня в комнате, уговаривая совершить самоубийство. Мешать мне спать – это уже хороший тон для сил зла, похоже.