Доппельгангер

— Ты на меня плохо влияешь, — задумчиво произнесла я и хлопнула Тимура по плечу.

Он улыбнулся, а я перевела взгляд на часы. Маки расцветали на месте черных точек. Первый распустил красные лепестки, второй, третий. Медленно, словно капли крови, растекающиеся в воде.

Четвертый, пятый.

Тимур нахмурился и стал рыться в моем рюкзаке.

— Мы так просто не выйдем, – ответил он мне на мой недоумевающий взгляд. – Вход только один. В коридоре охрана. Закрой уши!

Я приложила ладони к голове и словно в замедленной съемке увидела чернильницу, летящую в стену, чернила, расплывающиеся по штукатурке и полкам и меняющие цвет на красный, кусочки полок, летящие мне в лицо. Потом ноги, мои и Тимура, бегущие вперед через стену, дальше по открывшемуся коридору. Некоторое время я ничего не слышала, внешних звуков, будто не существовало. Но в голове был голос друга:

— Вперед, я знаю куда идти! Не бойся, я выведу!

Поворот, еще поворот, лестница вверх, коридор, лестница вниз. Развилка коридора, из одной выскакивает стражник, копье летит мне в лицо. Я улетаю в сторону: Тимур дернул за руку. Снова коридор, в голове голос:

— Не оборачивайся!

Я, конечно, оборачиваюсь. Вижу, как затаптывая друг друга, бегут полчища насекомых с человеческими лицами. Глаза на ниточках шевелятся, будто отдельно от тел. Я кричу, но не слышу крик.

— Я же сказал,  не оборачивайся!

Поворот, еще поворот, ступени. Кажется, что оторвались. Дверь. Мы в комнате. Окно! Выход!

Я подбегаю, вижу напротив окно в мою комнату, свою кровать, свои вещи, маму, собирающую их в корзину для белья, папу, стоящего в дверях и смеющегося над маминой шуткой. Слезы выступают на глазах. Где Тимур?

Я оборачиваюсь и вижу, как комнату наполняют стражники. Тимур кричит мне что-то, губы шевелятся, лицо злое. Почему он злится на меня?

— Беги, дура! – крик в голове бьет по мозгу.

— Нет! Я тебя не оставлю тут одного! – кричу в ответ я.

Тимур хватает меня за талию и тащит к окну, второй рукой, достав шпагу из рюкзака. Куски членистоногих летят в разные стороны, я упираюсь ногами в пол, но это не помогает, Тимур сильнее.

Слезы льются по щекам, я кричу, не слыша сама себя:

— Отпусти! Отпусти! Я помогу!

А дальше резкий поворот к окну, я стою на подоконнике, толчок в спину. Я оглядываюсь и вижу лишь как драка перемещается в коридор, дверь захлопывается. Белые стены храма в зеленых брызгах.

Я пытаюсь снова забраться туда, но на окне, словно невидимое стекло, которое не разбивается под моими ударами.

Моя комната пуста. Мамы и папы нет. Они, видимо, вышли. Я плачу так сильно, что глаза превращаются в щелочки, нос распухает, и я не могу видеть и дышать. Все предметы из рюкзака рассыпаны по полу, но ни одно не помогает вернуться.

Слух постепенно возвращается, и я кричу:

— Тимур! Ответь!

Но в комнате за моим окном тихо. Даже кровь охраны исчезает, будто впитываясь. Неудивительно. Весь этот храм питается кровью. Он будто живое существо.

Я пытаюсь использовать и это, режу ладонь и размазываю кровь по окну.

— На! Возьми! Ты же хочешь крови! Пропусти меня! Так будет легче меня убить!

Но ничего не помогает. Ни звука из замка. Ни движения воздуха. Лишь кровь исчезает так быстро, как вода на раскаленной сковороде.

И в тот момент, когда я почти успокаиваюсь, я вижу, как сотрясается дверь. Один раз, второй, третий. И снова тишина. И больше ни одного движения.

Я кричу, как в страшных фильмах:

— Не-е-е-т!

И тут время снова начинает идти нормально. Сердце больше не стучит в ушах. Шума нет. Возвращаются звуки, обычные такие звуки. Машины, птицы, музыка у соседей. Я чувствую свою кожу. Ссадины, синяки, ушибы. Предметы становятся не такими пронзительно-четкими, а более расплывчатыми и округлыми. Легкие горят. Горло саднит, во рту металлический привкус крови. Теплые волны накатывают одна за другой, расслабляя мышцы.

Я чувствую, как в животе урчит. Желудок, оказывается, сводит от голода. А я, оказывается, сижу на своей ноге и она затекла.

Пальцы дрожат, когда я встаю, опираясь на подоконник. Комната напротив пуста и чиста, будто нас с Тимуром там и не было. Голова кружится, но я пытаюсь держаться. Снова начать мыслить. Продумать план.

Но ничего не получается. Мир вокруг, будто из ваты. Такой мягкий и уютный. И хочется спать. Я смотрю на свои пальцы. Ногти обломаны, все в крови, подоконник испачкан. Маки на часах сворачиваются один за другим. Первый, второй, третий, четвертый, пятый. Один остается.

«Это потому, что у тебя злюки в рюкзаке» — проносится в голове фраза, сказанная голосом Тимура, и на секунду мои глаза вспыхивают радостью от мысли, что мы на связи. А потом я понимаю, что это всего лишь воспоминание.

Нужно чем-то себя занять, и я ищу рюкзак побольше и начинаю упаковывать туда вещи свои, дома Хамомилла, мамину кофту, которую она забыла у меня в комнате. От нее пахнет мамой, и я бережно упаковываю ее в пакет, чтобы запах не выветрился. Неизвестно смогу ли я, вообще, вернуться. Может быть, это единственный шанс почувствовать ее рядом на всю оставшуюся жизнь.

Кулон, что украла доппельгангер лежит у кровати. Значит она уже тут. Не знаю, как относиться к этому. Я не хочу, чтобы мама и папа были рядом с ней, но и чтобы сходили с ума от страха, пытаясь меня разыскать, тоже не хочу.

Кулон забираю, потому что он мой и потому, что хочу показать «Оле» кто тут оригинал. Чья это жизнь. Кому дарили подарки.

Папа теперь тоже ближе. Остальные вещи собраны. Осталось только умыться, смыть кровь и перевязать раны.

Не спеша я проделала все процедуры, не боясь встречи с доппельгангером. Сегодня я даже умереть не боялась. Лимит страха был исчерпан.