Страница 39 из 90
– Чего тебе?
– Велено тебя будить немедля! Оруженосец Марков прибегал… Король приказал – вот уж неугомонный… А Хмыря и Лучину я уже растолкала… Вставай!
Горела лучина: стало быть, еще ночь. Что за шутки? Теперь быстро ополоснуться холодной водой, дабы так сяк прийти в себя, ведь хмель ещё бродит в Хотене. И во рту отвратительная сухость…
– Прилепа, нет ли вина? – спросил, ели ворочая языком, когда слуги, Прилепа с одной стороны, оруженосец с другой, завязывали уже на нем тесемки доспехов.
– Еще чего! А разыскивать как будешь, хозяин? Кому ты там нужен пьяный? Потерпи, дам воды.
Ладно, Прилепа, ладно… Отольются кошке мышкины слезы. На улице, под темным пологом неба, Хотен взгромоздился на недовольного Гордеца, подведенного Лучиной (тот зевал, едва скулы не выворачивая) и осмотрелся. Возле королевского шатра горели факелы, и темнела толпа всадников и пеших. Он оглянулся: Лакомка заводным, Хмырь с копьем без значка на Гвозде и Сплюха у него заводной. Можно ехать…
– Эй, Прилепа, отпусти, мать твою, стремя! – и тронул коленями Гордеца.
От толпы всадников отделился Марко:
– Посол, salve! Сие еще не война… Король приказал тебе ехать рядом с ним. Давай, проведу…
Король Гейза при свете факела разговаривал с мадьяром-простолюдином на загнанном, почитай, коне. Ответил поклонившемуся Хотену своей белозубой улыбкой и отвернулся от гонца. Гонец спешился и отвел своего понурого коня в темноту. Король озабоченно:
– Требовать ты! Если допрос…
Вернулся, уже на свежем коне, давешний гонец (а точнее, так проводник), выехали рысью за ворота Буды – и пошла скачка. Хотен старался держаться сразу за королем, и дивовался, как это мадьяры не боятся загнать своих лошадей. Скакали всё берегом Дуная, вниз по течению. Наконец, остановились сменить коней. Может, кто-то из мадьяр за спиной Хотена и перепрыгивал в седло заводного, но они с королем просто пересели, хоть и в большой спешке. Снова вперед…
Тут проводник вдруг натянул поводья и поднял руку. За ним и король с его оруженосцами, Хотен с Хмырем остановили коней, а в них врезалась, враз сбившись в кучу, вся дружина. Теперь и Хотен увидел, как далеко впереди, на лунной дорожке посреди Дуная, мелькнула черная тень большого гребного корабля.
Проводник показал на то место на Дунае пальцем и быстро произнес несколько слов. Король Гейза, не дослушав его, отдал приказание. Почти тотчас большая часть конников ускакала вперед.
– Это лазутчик среди ночи прискакал с вестью, что Дунаем поднимается на веслах боевой греческий корабль, – пояснил Марко, оказавшийся рядом с Хотеном. – Грек плыл без огней, но в Байе его заметили. Проводник говорит, что корабль только что повернул сюда, к левому берегу. Милостивый король послал сенешалка со своей охраной захватить тех, кого греки высадят, а при удаче – взять языка на самом корабле.
Хотен подумал, что мадьярам и в самом деле не грех завести на Дунае несколько своих кораблей, и чтобы гребцы и стрелки прятались за толстыми досками – против боевого корабля с одними луками много не навоюешь! Они помаялись немного, потом спереди донесся истошный вопль, а над Дунаем прокатился неровный, громкий плеск весел. Без всякого королевского распоряжения поредевшая толпа всадников ринулась вперед. Хотен в душе молился Велесу, чтобы его Лакомка не споткнулся в темноте и чтобы не сломать себе шею…
Вот и прискакали. Когда смолк топот копыт, слышно стало, что в воздухе посвистывает и как шуршат стрелы, вонзаясь в песок. Хотен сорвал щит со спины, ударил Гордеца в брюхо каблуками и выскочил вперед, прикрывая короля Гейзу. Кто-то ойкнул, заржал раненый конь.
Король прокричал какое-то распоряжение, и несколько человек спешились и огородили со стороны реки щитами темный клубок тел, катающийся на белеющем в темноте прибрежном песке. Потом стрелы перестали падать, и Хотен опустил щит.
Крики не утихали, и Хотен догадался: это схваченный грек дает знать своим на отчалившем корабле, что его поймали. Сейчас еще, стало быть, думает о деле пославших его, но вскоре придется ему озаботиться собственной судьбой… Хотена передернуло от волны сочувствия, смешанного с отвращением. Нет, под копьем с посольским значком оно всё-таки спокойнее… Защелкала сталь о кремни, посыпались искры, завоняло тлеющим трутом.
У Марко, опять выехавшего впритык к Хотену, раньше всех занялась от трута лучина, и вот уже затрещали факелы, а на сухом пригорке вспыхнул костёр. Вслед за королем спешился и Хотен, бросил поводья Хмырю, поднялся на пригорок. Король, не оборачиваясь, легко согнул ноги и тут же уселся на ловко подставленное оруженосцем складное сиденье. Хотену он показал на траве место рядом с собою. Марко встал за спиной Хотена, скрестившего ноги по-восточному.
Приволокли охрипшего уже пленника. Был он в дорожном платье, чернобород, глаза посверкивали, руки связаны за спиной. Распоряжался у костра сенешалк Карлус. Трудно было поверить, что вчера за столом этот румяный добряк показался Хотену годным только на то, чтобы беспрестанно заливаться вином. Наконец, Марко перевел Хотену сказанное пленником:
– Он-де Франце из Марибора, купец. Плыл в Стерегом торговать бусами. Поссорился с кормчим, вот его и высадили на берег. Еще хорошо, что с конем, мог кормчий и себе коня оставить.
Плыл, оказывается, из Белграда. Потом Карлус спросил, из-за чего случилась ссора. Пленный ответил, что из-за кормежки гнилой солониной. Дружинники принесли и вытряхнули перед костром переметные сумы пленника. Хотен прищурился: завязанные холщовые мешочки – с товаром, надо думать, узелок с едой (изломанная стрела зеленого лука торчит из тряпки), кривой кинжал в ножнах, деревянная коробочка в замшевом чехле и с петлей. Он поднялся на ноги, нагнулся, взял в руку коробочку и отстегнул её бронзовую застежку. Внутри, как он и ожидал, были уложены небольшие складные железные весы с чашками из бронзы. Пошарил глазами и нашел между мешочками один тяжелый и тоже с ременной петлей. Развязав его, вынул железную гирьку, показал королю и погремел в мешочке оставшимися там гирьками.