Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 90

– Да я тоже думала, Хотенушка, – быстро зашептала Прилепа. – Сейчас мы едем быстро, докучает нам разве что жара да спешка. А вот возвращаться придется осенью, по раскисшим дорогам, по грязи, когда коней подножным кормом не прокормишь, когда под открытым небом так вот не поспишь…

– Так это мы с тобой сейчас спим, вот как оно теперь называется? – усмехнулся в темноте Хотен и, протянув руку, подтянул поближе к себе Прилепу: ему всё казалось, что она с него скатывается. – Да нет, девка, не грязи я боюсь… К тому же мы не в обычном посольстве. Кто может сейчас знать, как скоро мне удастся поймать убийцу? А уехать из Венгерского королевства мы сможем только после того, как я его поймаю. Может быть, тогда и зима уже будет на дворе. А зимой легче ехать, чем осенью или по весне.

 Сразу же припомнилось ему, как семь лет тому назад на волынской дороге зимой пришлось отбиваться от стаи волков, и отбились они – но с ним какие могучие хоробры тогда были, десяток покойного Радко – не нынешней молодежи чета! Однако же и тогда потерял он замечательного коня, подарок незабвенного великого князя Изяслава. Лошадиные морды в инее припомнились, и как приходилось вытаскивать из конских ноздрей кусочки льда. Сейчас не захотелось Хотену рассказывать об этом Прилепе, чтобы не пугать раньше времени. Кроме того, он и сам не знал, когда сумеет вернуться на Русь. Поэтому предпочел закончить начатую мысль:

– Боюсь иного я, Прилепа. Будет ли нам куда вернуться? Война всё тлеет, и Юрий Долгорукий вполне может выгнать нашего князя Ростислава Мстиславича из Киева. Представь только, что мы въезжаем через Золотые Ворота, а на них суздальская сторожа. Если не дураки, откроют нам, а потом за нашими спинами створки опустят, железом окованные. Пусть ускачем мы от них и доедем до своего двора, что мы там найдем и кого мы там найдем? А если и разведаем вовремя, как обстоят в Киеве дела, что-то не по душе мне снова скрываться в Смоленске.

– А вот об этом пусть у тебя, хозяин, голова болит! – заявила Прилепа. – Мы, слуги твои, на тебя полагаемся, как на каменную гору. Ты в своей жизни и голод, и холод изведал, потому сейчас увертливый такой, острожный, сам голову в мышеловку не засунешь. Ты вроде дворняги, Хотенко, а она и в той передряге выживет, где дорогущая борзая от голода погибнет.

Он посмеялся тихонько. Ничего себе – похвалила любимого хозяина! Прилепа шмыгнула носом и пропищала, дурачась:

– Ты уж извини, Хотенушко, что тебя с псом сравнила…

– Иной пес иного человека получше, не на что обижаться. Вон у половцев и больших князей ихних собаками называют…

– Повторил бы ты мне имя того иноземного вельможи, из-за коего великий князь так далеко тебя погнал.

Хотен с удовольствием отвлекся от неприятных предчувствий и еще раз назвал имя и должность боярина из Тольны. Пояснил:

– Ты не думай, это твое поручение очень важное. Не только для меня, но и для вас, моих слуг. Король Гейза запретил послу Марко рассказывать мне, как убили сего вельможу. Смекаешь, почему?

– Ой! А почему?

– Потому что желает мне сам поведать, вот. Высокая честь, кто бы спорил. Да только разве я посмею самого короля выспрашивать, как у меня это водится?  Да и еще говорить он будет через толмача, того же хитрого Марко. Теперь понимаешь меня?

– Ой, да нисколечко!

– Я сравню поведанное королевскими устами с теми сплетнями, кои ты от базарных баб принесешь, и – чем черт не шутит, пока Бог спит! – и найду там, где рассказы разойдутся, нужную зацепку. То есть, может статься, что и найду…





– Ой, какой ты у нас умный, Хотенко! – пропищала Прилепа.

«Дурочку валяет», – неприметно усмехнулся он. Ведь имел уже не один случай убедиться, что его ключница наделена богами совсем не женским разумом и, если бы не бабой родилась, запросто могла бы стать знаменитым сыщиком не хуже самого Хотена.

– Ты как? Здесь будешь досыпать – или на свою попону пойдешь? – спросил ворчливо. 

– Да уж лучше здесь: ты хотя и костяной, да тепленький, Хотенушко.

– Ладно уж… Однако уходи до побудки. Как только птицы под горою запоют.

Она подвинулась туда-сюда, устраиваясь поудобнее, и почти сразу мерно засопела. А он пошарил левой, свободной рукой, по холодной траве и нашел берестяную трубочку своей грамоты. Не разворачивая, спрятал за пазуху. Ему весьма не понравилось, что в глаза еще не видев всех этих мадьярских вельмож, принялся он, умник этакий, уже придумывать, какие они с виду, каковы их нравы и даже прикидывать, кто из них убийца. Как бы не помешали эти вымыслы в настоящем поиске...

 

Глава 4. Вместо Стерегома да прямо в Буду

 

Ночь давно наступила, и вечерняя заря успела отгореть, однако до нынешней мадьярской столицы Эстергома оставался только один день пути, и всадники посольства подгоняли измученных коней, торопясь достигнуть Пешта, где предстояла последняя в пути ночевка.

Хотен обо всем успел передумать и, смертельно уставший, чувствовал себя, как живой мешок, перемещаемый в пространстве верным Лакомкою (чистопородный Гордец трусил заводным, отдыхая от тяжести седока). Отрадным казалось ему уже и то, что конец дорожным мучениям наконец-то четко определен и осязаемо близок: подумать только – завтра вечером можно будет заснуть, зная, что на рассвете не придется вскакивать в седло! Хотен начал уже задремывать, склонившись на гриву Лакомки, когда уши ему пронзил настоящий разбойничий свист. Что за черт? Неужто…

Рядом возникла темная тень, заговорила голосом мадьярского посла:

– Дозорный увидел огни Пешта. Да и по времени давно пора…