Страница 3 из 23
Надо было что-то придумать. И по вызову Аука с зимовки в Африке прибыл скворец. Перышки на его груди отливали на солнце фиолетовым и зеленым.
Птица радуется, вернувшись домой. От радости скворец запел. Он пел, растопырив крылья и полузакрыв глаза, восхищаясь собственной песней и собой.
— Запомни сегодняшний день, — сказал Аук, когда скворец кончил петь. — Я составляю весеннее расписание для всех перелетных птиц леса, поля и реки. Каждая птица будет возвращаться домой в сытное для нее время. Сегодня твое поющее число.
— Мое? — удивился скворец. — Но я не вижу в лесу ничего съедобного. Почему ты решил вызвать с зимовки именно меня?
— Из-за твоего носа! Он поменьше грачиного, но тоже может копаться в черной земле. И тебя прокормит проталина. Где тебе поселиться, решай сам, я тебя не неволю. Помни, что в лесу для тебя найдется дупло. Когда устроишься, вызовешь с зимовки свою подругу.
Аук знал, что скворцы отличаются верностью и выбирают пару на всю жизнь.
— Она не задержится, — заверил Аука скворец. — Ей должна понравиться моя последняя песенка, в которую я вставил кое-что новенькое из подслушанного мной в Африке. Ты это не заметил? Тогда я спою тебе ее еще раз. Но сперва я должен позавтракать.
И скворец полетел в поле.
— А вот и я! — весело крикнул скворец насторожившимся при его появлении грачам. — Не ждали? Не отрицаю: вы первые, но и я не последний. Аук составил расписание не только для одного меня, и у вас еще будет много встреч.
Скворец не ошибся. Все ширились и ширились в поле проталины, да и в лесу уже и маленький клюв мог подобрать с оттаявшей земли семечко, склевать проглянувший росток. Жаворонок спел первую песню поля, а лесной забияка зяблик отметил первой дракой свое поющее число.
Запел лес, запело поле, но река еще по-зимнему молчала.
И вот на плечо к Ауку опустилась белая трясогузка.
— Лети к реке, — сказал ей Аук. — Разбуди ее, она ждет тебя.
Подрагивая хвостиком, трясогузка побежала по берегу. Ее звонкую трель заглушил пушечный грохот ледохода. Это был как бы салют пичужке, которая спела первую песню взломавшей свои ледяные оковы реке.
И потянулись домой птицы, которые кормятся у воды или на воде. Закричали в небе пролетные стаи гусей и уток, засверкали на солнце лебединые крылья, забегали по берегу длинноногие кулики.
Одному из них, желтоглазому, в черном галстучке речному зуйку, трясогузка похвасталась:
— Это я своим хвостиком лед расколола! Не веришь? Нет?
Зуек деликатно промолчал. Он не сомневался, что лед треснул сам по себе, но он признавал и заслуги трясогузки, она подала сигнал не только птицам. Люди прозвали белую трясогузку ледогонкой, заметив, что с ее прилетом на реке начинался ледоход.
Пела река песню свободно бегущей воды.
Пело поле песню проснувшейся земли.
Пел лес, хотя и не в полную силу. Еще не было слышно ни кукушки, ни пеночки-трещотки, ни славки-черноголовки, ни соловья — многих птиц, которыми особенно дорожил Аук, потому что они охотятся за вредными для леса насекомыми.
Чтобы, вернувшись домой, все эти птицы были довольны и сыты, Аук прикидывал: кому прилетать к майскому параду жуков, кому к открытию комариных игр, кому по зеленому сигналу лакомой для гусениц молодой листвы.
Вспоминая, не пропустил ли кого-нибудь, Аук прислонился к дереву. А оно загудело:
— Скажжи, Аук, какие цветы нас жждут?
Это проснулся и заговорил зимовавший в дупле Пчелиный Народ. А на лесной земле не было еще ни одного распустившегося цветка.
Аук погладил голые красные ветки вербы.
— Распуши барашки, вербушка! Выручи меня!
По пчелиному обычаю, рой сперва высылает пчелу-разведчицу. После облета она, станцевав танец меда, оповестит пчелиную семью о цветах, с которых можно собрать взяток.
— Верба, верба, верба! — танцевала разведчица. — Первый мед, первый мед, первый мед!
Не успев одеться в листья, верба цвела, зазывая пчел золотистым сиянием тычинок.
Пчелы полетели к вербе, а Аук стал готовиться к новым встречам. Он не хотел, чтоб гудение шмелей застигло его врасплох.
В лесу еще не везде стаял снег, но пролеска благородная набирала бутоны. Аук наклонился над ней:
— Я вижу, ты храбрая. За это тебя будут называть подснежником. Но будь и храброй, и доброй. Пусть в твоей синей чашечке найдется сладкая капля нектара для моего друга шмеля.
Так в весеннем расписании Аука, кроме поющих чисел, появились цветущие и жужжащие числа. Все нужно лесу: и птичьи ненасытные клювы, и трудолюбивые пчелиные и шмелиные хоботки.
От множества забот Аук устал. Но едва лишь собрался отдохнуть, как к его ногам опустился тетерев-косач, лесной черно-синий петух с красными бровями, и зачуфыкал.
— Ты чего распетушился! — отмахнулся от него Аук. — Ты никуда не улетал, и сейчас мне не до тебя.
— Чуфык! — бормотнул тетерев. — И у тех, кто улетал, и у тех, кто не улетал, будут детеныши. Ты подумал о лете, Аук?
Лето на языке Лесного Народа называется Временем Новых Следов. Новое поколение оставляет на земле следы своих лап и лапок.
Летнее расписание Аука украсили красные, черные, сизые, желтые, розовые бусины ягод. Птичьи и звериные малыши особенно любят чернику, воронику и малину.
Но тут обиженно засвистел дрозд-рябинник:
— А где же оранжевое рябиновое число, Аук? Ягоды нужны и осенью. Если перед отлетом нас не накормит рябина, мы, дрозды, до зимовки не долетим!
А потом зацокала белка:
— У меня к тебе просьба, Аук! Сделай так, чтобы орехи поспевали до заморозков, и я могла бы их закопать про запас. Зимой у меня сон плохой. Проснешься, и хочется пощелкать орешков.
А потом захрюкал кабан:
— Аук! Прикажи дубу ронять спелые желуди осенью, чтобы мы, кабаны, разжирели перед голодной зимой.
И олень присоединился к просьбе кабана, три раза топнув о землю копытом.
Просили еще многие звери, птицы, деревья, травы. Просили кто как умел — хлопали крыльями, топали, тявкали, рычали, ворчали, шуршали, шелестели, гудели, щебетали, пищали: не забудь нас, Аук!
И пришлось Ауку написать расписание для всего Лесного Народа на весь год.
Зато теперь порядок. Каждый лесной житель знает свой срок: когда кому менять летнюю шубу на зимнюю, когда засыпать осенью и когда просыпаться весной, когда кому зацветать и когда созревать семенам, когда кому улетать и когда прилетать домой.
Многие люди — ученые, охотники, лесоводы, пчеловоды, грибники — пользуются расписанием Аука. Этому можешь научиться и ты.
О чем говорит тебе бабочка-крапивница, то закрывая, то раскрывая свои пестрые крылышки? Она говорит: «Я апрель!»
Апрель закукует первой кукушкой, закурлыкает в небе журавлем, глянет на тебя синими и лиловыми глазами подснежников.
Май загремит первой грозой, заблестит молодым листом, загудит майским жуком, защелкает соловьем, запахнет ландышем.
«Я август!» — вспучит лесную подстилку белый груздь.
«Я сентябрь!» — упадет к твоим ногам желтый лист.
Ноябрь проскачет по лесу перелинявшим зайцем-беляком.
Если бы даже сгорели все на свете календари, по птичьей песне, по цвету листвы, по шерсти зверя, по спелой ягоде, по шляпке гриба можно узнать, какой сейчас месяц в году, только зорко смотри и чутко слушай!
Правда, бывают годы, когда сроки сдвигаются, но уж в этом Аук не виноват.